Томск Александра Алтунина: босоногое детство, война и запуск первого трамвая
Память каждого из нас — как фотоальбом. Но у одного — это тоненькая книжица с однообразными карточками, а по страницам другого можно изучить приметы нескольких эпох. Томич, ветеран Великой Отечественной войны, один из активных участников запуска первого трамвая Сибирских Афин, — это все об Александре Алтунине. Именно через калейдоскоп его воспоминаний мы решили посмотреть на наш город.
Босоногое детство
— Александр Иосифович, хотя вы и родились в Новосибирской области, все сознательное детство проходило уже в Томске. Каким вам запомнился город тогда?
— Я с родителями переехал в Томск, когда мне было пять лет, и началось переселение. Я уже 88 лет как томич. Тогда город был намного меньше, чем сейчас: около 150 тысяч жителей. Работы было мало: из промышленности только карандашная фабрика, дрожжзавод, мельница и ТЭМЗ. Остальные заводы эвакуировали сюда намного позже, в годы войны. Мама была домохозяйкой, а отец устроился на мельницу.
— Что помогало выжить?
— В Томске все держали скот. У нас летом всегда жил поросенок, а к зиме его забивали на мясо. А еще в Томске было несколько табунов: на Киевской, в сторону Академгородка. Всего пять или шесть. Мичуринских тогда не было, но в небольших огородиках все садили грядочки овощей.
— Помните свою первую школу?
— Мы жили на Новокиевской, и ближайшей была школа № 23. В нашем районе были еще школы на Лермонтова и на Октябрьской. Десятилетки были редкостью, в основном учились 5-7 классов. Моя школа была семилеткой — большая была по тем временам. В школе учили писать, была арифметика, литература. Часов не было, радио не было, вставали по длинным гудкам, которые раздавались, когда мельница начинала работать.
— Родители следили за вашей учебой?
— А как же. Однажды пришел домой, а отец выпустил моих птиц. Говорит: «Мне сказали, что у тебя тройка появилась. Исправишься — поймаешь новых». А надо сказать, тогда в Томске было очень много птиц: чечетки, щеглы пели почти с каждого подоконника. Даже корм для них продавали. Ловили сами: ставили клетки, а сбоку была дверца под уклоном, которая держалась палочкой. Как только птица попадала внутрь, выбраться уже не могла.
— Чем еще занимались, помимо школы?
— Зимой, как только рассветало, брали лыжи и на целый день шли кататься в Михайловскую рощу. Морозы в -36°С никого не пугали, мы закаленные были. Когда начинался ледоход, по Ушайке дня три-четыре крупные льдины шли. У нас лодка был. С Новокиевской на Киевскую перевезти (моста не было) — пять копеек брали. На конфеты хватало. Нередко падали в ледяную воду, потом мерялись, кто сколько раз искупался. Закалка была вот такая.
— Все детство на реке прошло, можно сказать.
— Да. Ушайка тогда была не то, что сейчас: широкая была речка, чистая. В ноябре уже за -20°С было, и вся округа на коньках ходила кататься. Пить захотелось, коньком продолбил лунку — напился. Мы круглый год воду пили из Ушайки. Чистейшая была вкусная вода. Летом пока не начинали купаться, черпали, даже не кипятили. А еще воду можно было взять в водопроводной будке. Такие стояли по всему городу. Талончик: две копейки —два ведра. Подходишь, талончик спускаешь, набираешь воду. Весь город снабжался водой из колонок. В домах вода появилась только после войны.
— Кроме купания, чем любила заниматься детвора летом?
— Летом — «городки», мяч. В округе всех знали. В «городки» чтобы играть, команда со всей округи собиралась. Мы играем, приходят мужики с работы. Нас в сторонку и сами играют. И в мяч они с нами играли.
— Других развлечений у взрослых не было?
— Откуда? Тогда ни кино, ничего не было еще. На Песочной (Красноармейской) был магазин водочный. Это все развлечение для мужиков с района. По праздникам собирались большими компаниями — соседи, знакомые, родственники. Наварят тазик винегрета, возьмут по четушке (много никто не пил) и пели песни. Хорошо проводили время. И ребятня тоже там отиралась.
— Когда школа подходила к концу, сразу знали, куда хотите поступать?
— После школы моя старшая сестра и двоюродные сестры пошли в банковский техникум, учетно-кредитный. И я по дурости пошел с ними. Год проучился. Арифмометры, счеты. Через год решил, что лучше пойду в железнодорожный техникум, но началась война.
И грянул гром
— На начало войны вы были еще подростком. Как война изменила вашу жизнь?
— Отец у меня болел, умер в 1941 году. Мать с нами двумя осталась. Надо было кормить семью. Мой дядя тогда работал завпроизводством мясокомбината, он и устроил на работу — пасти скот. Томь тогда разливалась широко, заливая луга. В пойме трава была хорошая, и мы пасли там скот — человек пять, пацанов 14-15 лет. Зарплату давали пшеном. До сих пор помню вкус той каши на молоке.
Потом перешел в трест, на лошадях в Воронино ездил за сеном. А в 1943 году пришла повестка. Сначала на полгода отправили в асиновское военно-пехотное училище.
— Чему вас учили перед отправкой на фронт?
— В январе стояли морозы -40...-50°С. День начинался с физзарядки, прямо в нижней рубашке. Так нас закаляли. Учили стрелять, знакомили с разным оружием, нашим и немецким. Когда мы попали на фронт, мы его в совершенстве знали. У нас были пулеметы Максима на колесах со щитком, 76 килограммов. А немецкий пулемет МГ-42 с лентами — около семи килограммов. Освоили и то, и то.
— 1943 год был горячим. Куда попали после обучения?
— Нас не довезли до Днепра, около 500 километров. Меня и взвод парней-автоматчиков в составе 182 полка отправили форсировать Днепр. Нам очень повезло с командиром. Он у нас был бывшим разведчиком, не боялся никого.
До Днепра шли несколько дней по 50 километров в сутки. А вес на каждого — 16 килограммов только патронов, не считая плащ-палатку, шинель и противогаз. Приспособились идти под руки по нескольку человек. Просыпаешься, колонна вся качается полусонная, лошади на ходу спали. Два часа днем на обед и снова в путь.
Подошли мы к Днепру и нам сказали, что надо на тот берег переправиться. А Днепр — три-четыре раза шире Томи, а мы — необстрелянные мальчишки. Дождались темноты и начали переправу. Переправлялись на резиновых лодках. Немцы только завтракать сели, как на них напали. Сразу два окопа захватили. А когда стало рассветать, пошли части форсирования. Это был ад. Вся река гудела, самолеты бомбили. А мы сверху смотрели, что происходит. Тысячи, десятки тысяч солдат остались в Днепре. Вот такое боевое крещение.
— Что было после форсирования? Как встретил другой берег Днепра?
— Вся местность — степь голая, только полоска белых акаций. Несколько суток шли по ночам без еды и воды. Утром встаешь, а от голода перед глазами беленькие и красненькие круги мелькают. Вот была радость, когда мы с товарищем на пятые сутки случайно нашли кухню другой дивизии. Мы вообще колодец искать пошли, тут видим — кухня. А у них суп был в емкости из-под снарядов немецких, на восемь литров. Мы немного попили, а потом руками давай есть. Поели, а через километра 1,5 колодец нашли. Воды напились, вволю, да и для товарищей набрали. Потом ползком обратно: чистое место там простреливалось. А командир нам по горбушке надавал за то, что, во-первых, рискнули, во-вторых, без разрешения ушли, да еще и к тому же воды принесли мало.
— Можно сказать, в рубашке родились. Из такой мясорубки вышли.
— Да, хотя и ранило меня тогда все таки, 2,5 месяца в госпитале пролежал. Потом Украину прошли, Молдавию, Румынию. В Румынии случилось еще два ранения. До сих пор в черепе осколки. Несколько лет голова болела постоянно. После третьего ранения перевели в артполк.
— Помните, как узнали о Победе?
— Мы подошли как раз к Чехословацкой границе, и нам говорят: война закончилась. А мы не поверили сначала, что творилось! А был приказ все снаряды выпустить, потому что они были уже не нужны. Грохот был с обеих сторон. Стало рассветать, все стихло. Идут немцы в своей одежде мышиного цвета и улыбаются — они тоже были рады концу войны. А меня трясло всего, так дико было.
Стройка века
— Когда вернулись домой, чем решили заниматься? Продолжили учиться?
— После войны увидел объявление: набирается персонал для Трамвайного управления. Это было новое направление, интересно было, я пошел. Но когда немного поработал, понял, что и без образования — никуда. Решил поступать в электро-механический техникум. Но я шесть лет не учился, самому трудно было готовиться. Попросил дежурного на подстанции (толковый был мужик), он меня подготовил к вступительным экзаменам. Я сдал все, память у меня была хорошая, поступил.
Пять лет учился, был старостой и работал в Трамвайном управлении одновременно. Был бригадиром монтажа первой очереди трамвая.
— На досуг время оставалось?
— Что вы, откуда? Днем — работа, потом до полуночи учились, особенно некогда было развлекаться. После войны были вечерние школы, техникумы, институты. Чтобы вчерашние фронтовики могли и работать, и учиться. Многие этим пользовались.
— До того, как пустили первый трамвай, общественного транспорта в городе не было?
— По большому счету да. В Томске транспорта общественного не было, все ходили пешочком. В институты в Кировский район со всего города был поток по Ленина.
Народная стройка была. Укладывали первую линию практически вручную. За нами была закреплена лошадка. На полуторке привозили несколько опор, а лошадь развозила их по нужным местам. Копали ямы, и на анкерные болты ставили опоры сети. Ни копейки не затратили на земляные работы, только на оборудование.
Я после монтажа контактной сети пришел мастером: монтировал подстанции, потом эксплуатировал их. Приходилось все выполнять. И сварщик, и токарь. И до сих пор подстанции, которые я монтировал, живы. Всего 13 тяговых подстанций по городу. Когда построили трамвай, троллейбус, я был главным инженером, в моем распоряжении были все сети надземные и кабельные сети (у нас очень много подземных кабелей). Ни дня, ни ночи у меня не было. Ночью звонят: то контактную сеть оборвали, то подстанция не включается, то опору сбили. Жена будит: «Тебе девчонки звонят, когда придешь?»
— В момент запуска первого трамвая, пути были однопутные. Как составы расходились, если встречались?
- Да, правда, первая трамвайная линия (вокзал Томск-I — площадь Батенькова) была однопутная. Для пропуска встречных поездов были организованы разъезды: у Городского сада, между Красноармейской и Киевской, в районе политехнического — всего пять мест таких было организовано. Пока графика не было во время обкатки, если на перегоне встречались два трамвая, кто кого перематерит, тот первый и проезжает, а второй сдает назад. Водителей, кстати, набирали из лучших передовиков производства с заводов по рекомендации комсомола.
— А аварии случались?
— А как же, лихачей всегда хватало. Случалось, сбивали опоры, и пьяные ездили, и негабаритными грузами провода обрывали. Все было. Город в движении всегда был.
— Каким был первый запуск трамвая?
— Смонтировали все в 1948 году и решили к 7 ноября запустить движение. Но к нужной дате трамваи в город не пришли, был доставлен только один поезд. Первый трамвай пустили от Батенькова до вокзала Томск-I и разворот по Комсомольскому в трамвайное депо. Подстанция первая на Батенькова была — там церковный склад был. На площади раньше был собор большущий красивый, я в детстве его еще застал. На его месте сегодня — разворотное кольцо. Когда первый трамвай ехал по Советской, весь город ликовал. Но выявилось много проблем, которые надо было решать. Постоянное движение открыли только ко Дню Победы в 1949 году.
— Это был праздник?
— Что вы, первый общественный транспорт! В вагоны набивались так, что утрамбовывать приходилось. Если двери не закрыты, ехать же нельзя. А заводы, университеты — все в Кировском районе. Или на трамвае, или пешком.
— А когда линии стали двухпутными?
— Строительство продолжалось. В 1955 году были ликвидированы разъезды, и линия от вокзала Томск-I до Дальне-Ключевской стала двухпутной, а в 1956 году была построена линия от Дальне-Ключевской до вокзала Томск-II.
— В том, что в нашем городе появились троллейбусы, — заслуга Лигачева (с 1965-го до 1983-го Егор Лигачев был первым секретарем Томского обкома КПСС — прим. ред.). Ничего не было, ни фондов, ни материала. Москва решение тоже утверждать не хотела: Томск не проходил по количеству населения (тогда было около 400 тысяч человек). Но в 1966 году он собрал всех руководителей заводов, совхозов и сказал, что будем строить троллейбус методом народной стройки. А в то время секретарь обкома был царь и Бог. Кто провод дал, кто запчасти, кто деньги. И началась стройка. Брали опоры с соседних городов, доводили до ума. Я был введен в штаб, отвечал за качество строительства сети. Первую очередь пустили от площади Ленина до Лагерного сада и в троллейбусное депо. В ноябре 1967 года праздник был в городе. Люди радовались. Это сейчас никого ничем не удивить.
— Где готовили водителей?
— В Новосибирске. Там троллейбус уже был. Они нам и контактную сеть помогали строить на первых порах, опытом делились. И водителей у них готовили. И техническую часть проходили и обкатку. В Томск уже готовые водители приезжали с опытом вождения.
— Появление электротранспорта стало новым этапом развития города. Как вы оцениваете современное состояние ТТУ?
— Сегодня город заполонили маршрутки. На Ленина выходишь — они колоннами в два ряда идут. А в ТТУ — развал. Очень грустно заходить в технические секторы. Там, где раньше кипела работа — сегодня пусто, тишина. Раньше мы душой болели за свое дело, разговаривали с работниками на одном языке. Надеюсь, современная ситуация изменится к лучшему, и электрический транспорт по-прежнему будет радовать томичей.
