Алексей Навальный: «Томску помогает выжить его бедность»
В пятницу, 17 марта, российский оппозиционный политик Алексей Навальный прилетел в Томск открывать свой предвыборный штаб. Перед тем как отправиться туда, Навальный в эксклюзивном интервью vtomske.ru рассказал о том, какое впечатление на него произвел Томск, чего он ждет от этого города и от людей, которые здесь живут.
***
— Алексей, вы в Томске первый раз. Какое впечатление о городе, о людях? Что слышали про Томск до того, как приехали сюда? Ваши ожидания оправдались?
— Да, я в Томске первый день и, к сожалению, мало, где побывал. Но по городу мы проехали. Много слышал про деревянное зодчество в Томске, и это было первое, на что я обратил внимание сразу по дороге в гостиницу. Даже несмотря на то, что многие дома находятся в запущенном состоянии, ваше историческое наследие впечатляет.
Томск — замечательный город. И как это ни парадоксально звучит, бедность помогает городу выжить. За счет того, что город беден, его центр меньше изуродован. В городах, где много денег, историческую застройку снесли и на ее месте построили стеклянную дрянь, которую в Европе и США перестали строить еще в 60-е годы прошлого века. Поэтому центр Томска, конечно, очень красив.
Для меня Томск — важный город, потому что мы много говорим про образование, а Томск — это все-таки одна из образовательных столиц страны. Здесь университеты, о которых я тоже много слышал, поэтому у меня лично с Томском связаны большие надежды.
— И вас не смутили сугробы на обочинах дорог и лед на тротуарах?
— Город, конечно, запущен. Мы много где слышали про аномально снежную зиму в этом году, но здесь, даже с учетом этого, сугробы на улицах слишком большие. Чудовищно много снега на улицах, который никто не убирает. Томск — удивительно красивый город — поразила главная российская болезнь всех городов: бюджетное недофинансирование. Бюджет города — 13 миллиардов рублей. Для такого города, как Томск, это — смехотворно мало. Примерно такую же сумму Москва, скажем, выделяет на реконструкцию Садового кольца. Это одна улица! А здесь на эти деньги нужно содержать школы, больницы, ЖКХ, вывозить снег, чинить дороги и так далее.
— Два предыдущих мэра Томска были осуждены за должностные преступления. Нынешний градоначальник решил вести себя настолько осторожно и безынициативно, что складывается впечатление, будто город в последние годы едет куда-то в прошлое. Вы боролись за пост мэра Москвы. Каким должен быть мэр современного российского города?
— У него должно быть больше полномочий. Это в первую очередь. И больше денег. Вы отлично, кстати говоря, сказали про двух предыдущих и нынешнего мэров Томска, потому что в России идет видимость борьбы с коррупцией. Это никакой коррупции не побороло, но дезориентировало всех российских чиновников, которые продолжают воровать, но ужасно боятся делать хоть что-то.
Чтобы мэр города мог действительно управлять городом, у него должны быть полномочия и деньги. Необходимо перераспределять государственные полномочия в стране, потому что Россия слишком большая, чтобы все решалось из Москвы. Чтобы приехать сегодня в Томск на открытие своего предвыборного штаба, я вчера выехал из Москвы в десять часов вечера. Одна эта проблема часовых поясов уже указывает на то, что невозможно такой страной управлять из Москвы. Тем более так, как сейчас, собирая сначала все налоги в Москве, а потом перераспределять их обратно.
Этот стиль управления зашел в тупик. Сегодня всем понятно, что этот механизм перераспределения налогов не работает. Когда-то Кудрин и Путин в начале нулевых годов ходили и рассказывали, как будет классно, когда мы соберем все деньги в Москву, приструним всем региональных князьков и будем всем давать из столицы. И многим эта идея тогда понравилась, в том числе в регионах. Но сегодня это не работает.
Не существует ни одного развитого города, ни одной развитой страны, где у мэров, как в России, нет никакой реальной власти. Я за то, чтобы передавать полномочия вниз — к губернаторам и от губернаторов — ниже, на уровень местного самоуправления.
— Так каким должен быть мэр российского города?
— Это должен быть избранный человек, который победит на честных выборах. Он должен понимать, что он подотчетен. Ну и, кроме всего прочего, он должен иметь современный взгляд на то, что такое город вообще. Понимаете, мы сейчас в России управляем городами 60-х годов прошлого века. И по-прежнему города продолжаем строить. За эти полвека несколько раз сменилась парадигма городов, люди стремились жить в пригороде, потом обратно возвращались в центр, потом снова в пригород, а мы продолжаем обсуждать проекты, строить дома и микрорайоны, которые были актуальны 50 лет назад. И это большая проблема страны, потому что мэры чаще всего не понимают, что реально они должны делать с городом. Эта проблема связана уже и с отсутствием в стране политической конкуренцию.
— Про политическую конкуренцию. В Томске в этом году перевыборы действующего губернатора, внятных оппозиционных соперников у него нет и не будет. Как вы считаете, с чем связана такая низкая политическая активность? Что, в регионах исчезла политическая конкуренция, и перестали появляться адекватные люди, которые готовы участвовать в выборах?
— Но ведь у вас был такой Олег Плетнев. Погиб, к сожалению.
— Это было очень давно.
— В Томске всегда была активная политическая жизнь. И Томск считался активным в этом отношении городом. И здесь была борьба местных элит, и это влияло на региональную политику. Во многих других городах и этого не было! А сейчас этого, действительно, вообще нигде нет. Потому что все задавлено, и все решения принимаются в Москве. Вы правильно назвали это не выборами, а перевыборами губернатора Жвачкина. Потому что сколько у Жвачкина избирателей? Правильно, один. Это Путин. А у вашего мэра сколько? Тоже один. Это губернатор.
— За мэра Томска проголосовали 40 тысяч человек, его три с половиной года назад избирали всенародно.
— Да, Томск сегодня один из немногих городов, где сохранились прямые выборы мэра, но политическое поле-то выхолощено. Других кандидатов все равно нет! И муниципальный фильтр на выборах губернатора непреодолим никому, кроме одного единственного кандидата. Я говорю это как человек, который на выборах мэра Москвы вынужден был брать голоса «Единой России», чтобы пройти муниципальный фильтр. Поэтому, даже если появится нормальный кандидат, он ничего не сможет сделать.
— Низкая явка на выборах — это следствие того, о чем вы говорите?
— Да, ведь люди — не дураки! Люди прекрасно понимают: зачем туда ходить, если там ничего на самом деле не решается? Голосуй — не голосуй, понятно, что получишь. И сегодня это стало совсем конкретно.
Я недавно был в Екатеринбурге. Есть там такой «Ельцин-центр». И там в качестве реликвии висит бюллетень выборов президента 1996 года. И в нем — те же самые фамилии, что сейчас: Зюганов, Жириновский, Явлинский, только вместо Путина — Ельцин. Прошел 21 год! Родилось новое поколение людей, а фамилии в бюллетене те же самые!
— Вы знакомы с кем-то из политиков, работавших или работающих в Томске?
— Нет, врать не буду. Я, конечно, знаю о существовании некоторых из них, но лично ни с кем из томских политиков не знаком. Я представляю, как устроена вся эта система в регионах, в том числе в Томске, знаю, какие есть политические силы, какие идут процессы, я об этом читаю, но лично не знаком.
— Вы сказали о томских университетах и своих надеждах на образовательный комплекс. Томск — студенческий город, но вы не переоцениваете нынешнюю активность студенчества, которое становится все более ленивым в общественной жизни?
— Да, нынешнее студенчество не политизировано. И оно не политизировано последние лет 15 или даже больше. В отличие от восточно-европейских стран наше студенчество не имело большой политической роли ни в 90-х, ни даже в конце 80-х. Это не были студенческие движения, как в Чехии или Польше, например. Возможно, это одна из причин, почему в России ничего не получилось. Тему перемен в стране подхватила старая номенклатура, и университетское студенчество в этом всем уже не участвовало.
— Почему это произошло?
— Одна из причин в том, что у вузов нет автономии. Университетские автономии — это важнейшая часть развития образования и важнейшая часть политического развития любой страны. В Европе университетские автономии существуют сотни лет. И это поддерживается, потому что молодые люди должны играть свою роль и прожить свою самостоятельную жизнь в политике страны.
А у нас образование в принципе деградирует. На него выделяется все меньше денег, ректоров, по сути, назначают, а потом эти многочисленные скандалы с фальшивыми диссертациями... Так что было бы в принципе наивно ожидать, что университетское сообщество и образовательное сообщество вообще будут генерировать мощный политический сигнал. Но мы пытаемся это изменить.
— Одно из ваших последних расследований посвящено Михаилу Абызову — министру отрытого правительства. Этот человек когда-то чуть не стал владельцем томской энергетики, и сама конфигурация компании «ТГК-11» создавалась откровенно под него. Но что-то у него не получилось, и сейчас большой томский энергокомплекс принадлежит государственной компании «Интер РАО». Она продает здесь тепло и электроэнергию. А вот водоснабжение, например, в Томске, по сути, частное: муниципальный имущественный комплекс томского водоканала находится в аренде у частной компании, которая принадлежит физлицам. Как вам кажется, во всем этом нет противоречия? Государство, с одной стороны, отказывается от владения и управления активами в ЖКХ, а, с другой, продолжает там присутствовать. Где должна быть граница участия государства в таких важных инфраструктурных вещах, и где в этой истории место частному бизнесу?
— Я, кстати, акционер «Интер РАО». Я был акционером РАО «ЕЭС России», и когда компания была ликвидирована, я стал миноритарным акционером «Интер РАО».
— То есть владеете кусочком томской генерации?
— Да, так что, если решите с ними судиться, обращайтесь, помогу. С этой целью я их и приобретал, эти акции. Что касается вашего вопроса, то, я считаю, главное, — не должно быть монополии. Потому что даже электрогенерация сегодня — это вполне себе конкурентная вещь. Нам почему-то по-прежнему рассказывают, что генерация и трубопроводы — это очень сложная вещь, поэтому должно быть или у государства, или у монополиста. А что делает монополист? Раз или два раза в год повышает тариф, и мы с ним соглашаемся. Но мы видим, что в Европе сегодня сотни тысяч производителей электричества. Десятки тысяч людей в США ставят ветряные мельницы и зарабатывают на них по пять тысяч долларов в месяц, продавая генерируемую электроэнергию без каких-то там суперсетей и всего остального. Поэтому я считаю, что главная проблема — это монополия.
И государство в принципе не должно этим заниматься. У нас много разных генерирующих компаний, и государство из их капитала должно выходить и просто следить за тем, чтобы компании платили налоги. И все. А не управлять ими. Что мы получили от того, что государству принадлежит «Интер РАО»? Ничего. Там сидят чьи-то детки (чьи, мы знаем), которые управляют компанией. Так что нужно с монополиями бороться.
Монополия в ЖКХ должна быть разрушена. И пока мы этого не сделаем, не увидим никаких улучшений в жилищно-коммунальном хозяйстве. Без этого услуги не будут дешеветь. Покажите любую развитую страну, в которой тарифы на ЖКХ растут в год на 5-10 %? Такой страны нет! А мы так живем.
