Весенняя грязь, шалости электричества и уличные ловеласы: жизнь дореволюционного Томска

О жизни дореволюционного Томска в репортажных зарисовках

Идешь ли по улице, едешь в маршрутке или сидишь в кафе — невольно видишь и слышишь сценки, которые разыгрываются вокруг тебя. Уловил смешной диалог, стал случайным свидетелем какого-то необычного события, и вот уже очень хочется со всеми поделиться этими впечатлениями, из которых складывается наша обычная жизнь.

Но если сегодня эти «заметки о жизни» можно прочитать в блогах и сообщениях, то дореволюционные томичи узнавали о них из местных газет: журналисты держали «ушки на макушке» и вели хронику как важных, так и совсем мимолетных, но чем-то замечательных городских событий. А мы сегодня имеем возможность увидеть дореволюционный Томск — не парадный, не официальный, а обывательский и почему-то очень похожий на сегодняшний.

Местная достопримечательность, или томский феномен

Дореволюционные гости города, приехавшие в Сибирь в начале весны, обычно бывали поражены грязью, в которой утопал Томск. Томичи тоже отнюдь не считали такое положение дел нормальным и не требующим улучшения, о чем свидетельствовали газетные заметки:

«Весна в полном разгаре и полотно томских улиц превратилось в какую-то киселеобразную массу из грязи и навоза, нередко непроходимую не только для пешехода, но зачастую с большим трудом преодолеваемую обозами, извозчиками и т.д. В особенности плохи переходы через улицы и прямо невозможным переходы с думского моста по направлению к «Европе» и дому мещанского общества. Правда, некоторые домохозяева приступили к очистке улиц: грязь собирается в кучи и затем на тачках увозится на отвалы, но в том-то и горе, что делают это только некоторые из домовладельцев, большинство же медлит, как бы ожидая чего-то (не полицейского ли протокола?), а в числе их и городская управа, на обязанности которой лежит очистка от грязи и навоза переходов и площадей.

А почиститься давно уже пора. Независимо от того, что с очисткою улиц от грязи они сделаются более проходимыми и ускорится процесс таяния снега, почиститься важно еще и потому, что этим томичи будут избавлены летом от излишней пыли, так как с наступлением сухого времени вся та масса навоза и грязи, которую мы видим теперь на улицах, превратится в целые облака мельчайшей пыли, населенной мириадами всевозможнейших бацилл, бактерий и других микроорганизмов» (СЖ. 1899. № 74).

На многих фотографиях дореволюционного Томска можно увидеть томскую знаменитую грязь, но на некоторых она получилась особенно выразительно

Происходили на весенних улицах и просто вопиющие случаи, о которых писали газеты:

«Быстрое таяние снега и выпадавшие за последнее время дожди со снегом послужили причиной к образованию на наших «мостовых» непролазной, в буквальном смысле, грязи, в которой легко может утонуть маленький человек. В доказательство этого приводим случай, имевший место на Жандармской улице, кстати сказать, мощеной два-три года назад.

Третьего дня через улицу эту пробирался мальчик лет шести и, добравшись до средины улицы, очутился в грязи по колена и увяз в таком виде; тогда испуганный малютка, барахтаясь в грязи и утопая все более и более, поднял отчаянные крики.

На помощь к утопавшему поспешила проходившая по улице барышня, но вязкая грязь, далеко выше ботинок, не допустила ее к малютке, а последний в это время уже упал лицом вперед и начал задыхаться в грязи.

Зрелище это собрало довольно значительную толпу народа, в среде которой нашелся добрый человек, какой-то старик, и вытащил из грязи утопавшего малютку; калоши же его и один сапог так и остались в грязи, образовав как бы умилостивительную жертву общественному управлению. Так, по крайней мере, высказывалась собравшаяся вокруг пострадавшего толпа, из которой неслись такие пожелания отцам города, что наверное им чихалось в эту минуту. Да и в самом деле: что весною грязь на городских улицах – это еще понятно, но чтобы в ней тонули люди – это уже немножко слишком!» (СЖ. 1899. № 84).

И смех, и грех: так можно было бы охарактеризовать и такой случай, который довелось наблюдать журналистам в апреле 1899 года. Заметка называлась «Оригинальная переправа»:

«Позавчера утром на Водяной улице можно было наблюдать следующую сценку. Одному чиновнику нужно было попасть на другой берег, а так как вода сбыла и лодки, назначенные управой, оказались большими, то приходилось или идти вброд, или переезжать на лошади, что и принужден был сделать П-в. Но только он сел на лошадь, как лошадь заупрямилась и сбросила его в воду; получив холодную ванну и вымазавшись в грязи, П-в принужден был идти домой переодеться.

Тогда кто-то предложил перевезти его на дровнях. Настлав несколько досок на дровни, чиновник сел и держится за передки, сзади его стоит хозяин лошади и держится за плечи виновника. Не успели они проехать и десяти шагов, как лошадь чего-то испугалась и сразу дёрнула вперед, оба путешественника полетели по инерции назад, и злополучный чиновник искупался второй раз.

Получив вторую ванну, чиновник не решался уже пускаться в третий раз, но его выручил один крестьянин, предложив проехать на нем за 10 коп., что и было сделано к удовольствию толпы, собравшейся посмотреть и кстати пошутить над несчастным чиновником. Перевоз на спине теперь с легкой руки чиновника практикуется частенько и некоторые простолюдины Водяной улицы зарабатывают себе к празднику деньги» (СЖ. 1899. № 84).

Действительно, «перевоз на спине» мог бы быть востребованным и на других улицах Томска – ведь доехать на них на извозчике весной бывало проблематично:

«У подъезда театра, цирка и других общественных мест, по окончании преставлений или собраний, между публикой и извозчиками происходят весьма интересные разговоры, характеризующие благоустройство городских улиц.

— Извозчик!

— Куда прикажете?

— Подавай!

— Нет, сначала скажите, на какую улицу.

— Подавай, после скажу.

— Ну, нет! Куды нибудь скажете тоже, а у нас такие есть улицы, что заехать на нее заедешь, а назад не выберешься, или пролетку сломаешь. Нет, барин, не повезу!

И идет барин пешком, посылая проклятья по адресу извозчиков.

А виноваты ли они на самом деле, если у нас на некоторых улицах, что называется, нельзя ни проехать, ни пройти?...» (СЖ. 1902. № 78).

Одним словом, если сегодня приехавшие столичные гости обратятся к вам с вопросом: «А что такое в Томске, почему у вас ничего не могут сделать с весенней грязью?» — вы можете с легкой душой отвечать: «Это сложилось исторически!»

Поэты, буяны и «усердные служаки»

Кроме «грязных» происшествий, случались в Томске и другие. Например, журналисты передавали «за факт о следующей, не лишенной курьеза, переписке одного начальника со своим подчиненным»:

«Подчиненный был за что-то оштрафован 3 рублями и, получив предписание об этом, написал на нем: «Штраф принял, но, признаюсь, штраф достоин удивления».

Начальник, прочитав эту надпись, прибавил: «За удивление – три рубля прибавления».

Бумага эта вновь поступил к подчиненному который в заключение приписал:

«За прибавление – прошу увольнения» (СЖ. 1900. № 81).

Внезапный «поэтический дар», проснувшийся в сердцах чиновников, был гораздо более безобидным, чем «рвение не по чину», приводившее к следующим эпизодам.

«В одном из учреждений г. Томска на днях имел место следующий курьезный случай.

Входит посетитель и стоит ждет. К нему подходит чин, служащий в сем учреждении.

— Позвольте-с, так нельзя, — обращается он к просителю.

Тот смотрит на чина с недоумением.

— Я вам говорю, так нельзя, — повторяет чин.

Недоумение просителя увеличивается.

— Я вам в третий раз говорю, снимите шапку, так нельзя, — здесь портрет!

— Помилуйте, какую шапку, — осмеливается изречь проситель.

Рассерженный чин поднимает глаза на голову говорящего – и мгновенно стихает.

— Виноват! – извиняется он.

Оказывается, строгий чин черную шевелюру просителя принял за шапку» (СЖ. 1899. № 75).

Атмосферу, царившую в томских «конторах», запечатлели карикатуристы томского журнала «Силуэты Сибири»

Довольно большой «городской репортаж» был посвящен «неудавшейся засаде», которая оказалась сорванной из-за «людского фактора»:

«На днях к домовладельцам К-вым, по А-вской улице, заходит неизвестный человек, одетый в лохмотья, и заявляет госпоже К-вой следующее: «Сегодня, сударыня, в час ночи к вам будут гости: каменная стена, что около вашего дома, уже в фундаменте разобрана, стоит выбить лишь 2-3 кирпича и сквозь отверстия в вашу лавку заберутся воры и … сделают что нужно». Пораженные слушатели (госпожа К-ва была не одна) чрез минуту-две идут осматривать каменную стену, а неизвестный тем временем улетучивается. Стена оказывается действительно разобранной, следовательно неизвестный не солгал. Поехали, заявили кому следует, и вечером засели в засаду. Городовому велено было стоять поблизости и смотреть в оба. «А как зайдут в лавку, тогда не робей», - были заключительные слова руководителя засады городовому.

Около часа ночи все было на ногах, все квартиранты и «засада» бодрствовали и наблюдали, не издавая ни малейших признаков жизни, и слова неизвестного начали сбываться: к часу у ворот дома К-вых остановилась «летучка» с тремя молодцами на ухарском коне. Двое быстро выскочили из экипажа и направились во двор, вероятно, к подготовленным работам в каменной стене, третий же поехал вперед…

И не успели два отважных молодца отворить калитку, как раздался оглушительный крик: «Лови, держи, лови-и»!.. затем учащенные свистки… Двое молодцов, очевидно, не на шутку струхнули, но летучка была тут как тут и чрез момент добрый конь понес всех трех молодцов через Ушайку.

«Засада» справедливо негодует: «тебя не чорт ли за свисток-то дергал?», — слышатся укоры городовому, — «чего заорал-то не вовремя? Говорили, наказывали: дай им в лавку войти, тут бы мы их и сцапали, а ты что???!»

— Виноват, барин, со страху-то я все позабыл, да и от радости… Пымать скорей хотелось…» (СЖ. 1897. № 264).

А следующего «героя» заметки хотелось – судя по всему – «пымать» (и успокоить) всем коллективом:

«На пароходе Беленченко, пришедшем в Томск в прошлую среду, приехал назначенный чиновником особых поручений в Восточную Сибирь некий С-ский. Пассажиры говорят, что они мучились всю дорогу с «навозным». Все время он был пьян, не стесняясь дам, ругался самыми отборными словами и наконец дрался, подлетая ни с того ни с сего к какому-нибудь пассажиру, чтоб ударить его по лицу. Неоднократно пароходная администрация хотела высадить пьяного буяна где-нибудь, но ограничилась тем, что два раза сажала этого чиновника особых поручений в купальный шкаф для усмирения и протрезвления, и все-таки довезла до Томска» (СГ. 1884. № 24).

Свадьба, которой не было

«Жанровые сценки» журналисты находили даже в церкви:

«29 мая Богоявленская церковь приготовилась соединить узами брака булочника, Кузьму Зылева, с девицею Безходарною, за которую отец ее, булочник же, обещал дать приданое 3.000 р. Священник уже занес в книгу под № 13, что бракосочетание такого-то с такою-то состоялось 29 мая 1884 г.; на паспорте жениха вычеркнули «холост» и написали «женат». Много любопытных теснилось в церкви в ожидании прибытия жениха и невесты.

Наконец они прибыли. Вошел священник и хотел продолжать венчание, как был остановлен женихом:

— Батюшка, постойте! Отец еще не дал обещанных 3000 рублей.

Венчание было приостановлено, послали за отцом невесты. Этот вскоре прибежал и подтвердил свое обещание.

— Так давайте деньги, я их хочу иметь в своем кармане, — пристает к нему жених.

— Теперь нет, отдам после, — отвечает, растерявшись, отец.

— Значит, и жениться мне теперь не приходится, а после, — заключает жених, раскланивается и уходит.

Его проводили удивленный взор священника, насмешливая улыбка невесты, злобная отца, при шумном разговоре зрителей.

Стали расходиться. Среди мужчин говорили: «молодец, так и надо, не обманывай!». Среди женщин — «подлец этакий, оконфузил, его бы заставить!». «Сделка не состоялась, — говорили люди солидные из торговцев, — о чем тут толковать». По их мнению, ничего такого не случилось, — потолкуют и забудут. Безходарный станет подыскивать более подходящего покупателя. Зылев возвратится к прежнему занятию, станет печь булки и печенья, пока опять не подвернется подходящий товар с известной придачей» (СГ. 1884. № 24).

Описываемая газетой скандальная несостоявшаяся свадьба происходила в центральном храме города

Надо сказать, что буквально в следующем номере Безходарный-отец опровергал журналистов: «Во-первых, брак предложено совершить не 29 мая, а 1 июня, доказательством чего служит составленный брачный обыск, а во-вторых, описанной сцены в церкви не было, а лишь было прислано женихом 30 мая письмо, в котором он извиняется, что вступить в брак не может по его личным обстоятельствам» (СГ. 1884. № 25).

А как же тогда многочисленные посетители церкви, которые присутствовали при несостоявшейся свадьбе?...

Из жизни простого обывателя

Отдельные эпизоды, описываемые газетой, должны были предостеречь томичей от повторения подобных случаев. К примеру, эта заметка намекала, что деньги надо брать в начале поездки, а не в конце:

«Своеобразная расплата. В Томске немало есть таких господ, которые любят покататься на извозчике, но платить денег не любят. Об одном таком господине нам сообщал извозчик № 32 Иван Осин. Господин этот нанял Осина у дома, на углу Александровской и Тверской улице покойно слез с тележки и хотел уйти. На требование Осина отдать за конец деньги, господин отвечал: «Иди, получи у Еренева», а в заключение натравил на извозчика собаку, которая оборвала последнему полы» (СЖ. 1900. № 89).

Следующий случай свидетельствовал о том, что любая реклама перестает работать, когда продавцы в магазине ведут себя по-хамски:

«Образчик апраксинской вежливости. В некий магазин, на днях объявивший дешевую распродажу товаров, вошла покупательница и попросила показать ей скатерти. Приказчик, показав одну-две скатерти, на просьбу покупательницы – нет ли получше? – грубо ответил: буду я еще рыться… берите что показывают… Покупательница после этого уходит и ей вслед тот же джентльмен из-за прилавка кричит:

— Эй, ты, запирай дверь!» (СЖ. 1897. № 249).

Газета предостерегала от излишней доверчивости и того, кто шел на рынок:

«Услужливый кавалер. В субботу на базаре к одной женщине подходит какой-то молодой человек и предлагает помочь ей нести закупки; она согласилась и отдала услужливому кавалеру свою корзину с покупками. Спустя немного времени кавалер с корзинкой исчез в толпе, и у женщины осталось только приятное воспоминание о нем» (СЖ. 1899. № 82).

На рынке кипела жизнь, и доверять каждому встречному было опасно, предупреждала газета

Происшествия в театре

Театр был важной частью жизни дореволюционных томичей. Потому и газеты часто описывали не только спектакли и концерты, которые ставились у Королева, в цирке Горланова или в Общественном собрании, но и разнообразные происшествия во время них.

«24 апреля, в театре, вероятно, вследствие режиссерской халатности, имел место такой случай. Лишь только начал свою арию с портретом матери Дубровский — занавес стал медленно опускаться и ко всеобщему недоумению совершенно упал. Музыка приостановилась. Послышались за сценой какие-то возгласы и затем снова занавес взвился. Понятно, что чувствовал артист при этом пассаже!

Затем, когда публика потребовала повторения дуэта Дубровского и Маши (урок пения), господин Петров, не обратив внимания на это требование, стал продолжать оперу, но его «благодарю» было покрыто громкими рукоплесканиями и публика завыла свое вечное «bis». Оркестр остановился. Артисты смешались, но быстро оправились, так как, вероятно, уже привыкли к нашей «публике» и ее поведению в театре» (СЖ. 1900. № 90).

Правда, далеко не все происшествия заканчивались также благополучно:

«Паника в театре. 19-го апреля в театре Королева, во время антракта после второго действия, вдруг раздались со сцены крики. Испуганная публика, вообразив, что в театре пожар, устремилась к выходу, но вскоре удалось ее успокоить и все вошло в обычную колею.

Оказалось, что за спущенным занавесом репетировалась сцена нападения на корабль, и солдаты, изображавшие матросов, слишком увлеклись своей ролью. Говорят, что на галерее не обошлось без несчастья: двое посетителей вышли из всеобщей давки очень помятыми» (СЖ. 1900. № 85).

А вот посетителей цирка-театра, судя по заметке, трудно было напугать:

«Шалости электричества. 26 апреля в цирке-театре Горланова, во время спектакля малороссов вышел такой казус. В середине 1 действия вдруг начало темнеть и наконец спустилась глубокая ночь, которая скрыла как артистов, так и публику. Раздались громкие аплодисменты и крики браво.

Польщенная таким вниманием электрическая станция встрепенулась, и электрический свет снова разогнал непроглядную цирковую тьму» (СЖ. 1900. № 91).

Томские ловеласы

Судя по частоте упоминаний, обычным явлением в дореволюционном Томске были «уличные ловеласы», которых журналисты регулярно осуждали:

«В неприятное положение попадают иногда гуляющие по панели около магазинов томские обывательницы, благодаря томским ловеласам, которые нахально пристают к ним с просьбами проводить и другими, более скабрезными. В воскресенье, 23-го апреля, вечером, нам пришлось видеть такую сценку. Один из так называемой золотой молодежи все время приставал к двум каким-то девушкам и в заключение получил от одной из них «дурака» и плевок прямо в лицо. Ловелас обтерся рукавом курточки и, энергично выругавшись, поплёлся, несолоно хлебавши, в другую сторону. В скором времени нам попался и другой дон-жуан, довольно хорошо одетый, который долгое время преследовал разными шутками и предложениями одну барышню, идя за ней в некотором отдалении» (СЖ. 1900. № 89).

Один из таких персонажей даже упоминался по имени (вернее кличке):

«Нам чуть ли не больше сотни раз приходилось слышать о ночных похождениях одного шалопая, носящего среди своих товарищей кличку «Эстергази». Этот господин, лишь только «Гелиос» священнорожденный сойдет с небосклона, выходит на «ловитву», предлагает свои услуги всем без разбору женщинам и, невзирая ни на робкий протест молоденькой гимназистки, ни на более решительный отпор возмужалой женщины, не оставляет преследуемых. Судя по этим данным, можно сказать, что Эстергази далеко превзошел всех остальных, отмеченных перстом газетчика, уличных Дон-Жуанов и по праву может считать себя их предводителем. Чтобы наш заряд не вышел холостым и принес существенную пользу, мы сообщим приметы Эстергази, дабы девы и дамы могли заблаговременно принимать против его ухаживаний какие-либо меры: Эстергази ражий детина, ходит в форменном платье, усищи рыжие, громадные» (СЖ. 1900. № 89).

Люди на дореволюционных снимках не выглядят ловеласами, но они там точно были, ведь газеты про них писали довольно часто

Не было отбоя от ловеласов и на разных мероприятиях, но здесь удача иногда им изменяла:

«Театральные маскарады за последнее время проходят довольно бойко, и публика ведет себя, особливо в буфетных катакомбах, совершенно непринужденно. Высшим шиком считается заманить сюда замаскированную женщину и при дружном смехе у буфетной стойки сорвать с ее лица маску, превратить в лохмотья кисейные рукава, попробовать качества и прочности триковых чулок и проч.

В последнем же маскараде, как мы слышали, имел место довольно курьезный случай. Два джентльмена, увлекшись стройной, изящной фигурой маски, изображавшей «день», угощали прелестную незнакомку сначала в фойэ, а затем попросили ее «открыть свое личико»… Желание джентльменов было удовлетворено и их восторженным взорам без маски улыбнулось... сморщенное личико 50-летней дамы!!! Негодование сменило восторг, и джентльмены обратились к полиции с просьбой – арестовать эту даму за обман… их чувств». (СЖ. 1897. № 264).

О реакции полиции газета благоразумно умолчала.

В клубе и на площади

Благодаря местным газетам мы сегодня можем оценить атмосферу, которая царила на томских праздниках разного типа. Например, на танцевальном вечере в «местном железнодорожном мирке»:

«Первый такой вечер состоялся в помещении канцелярии управления дороги в субботу 22 апреля и привлек свыше 500 человек железнодорожных служащих и их семей, так что, несмотря на сравнительно обширное помещение канцелярии, в нем царила теснота. Тем не менее, вечер этот можно назвать удавшимся вполне: в танцевальной зале танцы почти не прекращались до самого окончания вечера, затянувшегося до 2 часов ночи. Молодежь с увлечением отплясывала вальсы, мазурки и т.п., под звуки оркестра Маломета; любители карточной игры, шахматов и шашек приютились в уютных комнатах и тоже, по-видимому, не заметили, как часовая стрелка приблизилась к роковым двум часам – времени, назначенному для окончания вечера; любители биллиардной игры отчасти могли удовлетворить свою страстишку игрою в бикс; наконец, к услугам любителей чтения на одном из столов были разложены иллюстрированные журналы — русские, французские и немецкие.

Не было забыто и угощение. Помимо разных прохладительных напитков, в двух комнатах были сервированы обширные чайные столы с легкой холодной закуской (бутербродами) и сладким печеньем; дам, кроме того, угощали апельсинами, яблоками и конфектами. Все угощение бесплатное.

Благодаря очень скромной входной плате — 30 коп. с каждого служащего и 13 коп. с каждого члена его семьи — вечера эти являются вполне доступными даже для служащих, получающих небольшие оклады» (СЖ. 1900. № 89).

Тихо, мирно, прилично: так проводили время в «железнодорожном клубе» его посетители. А на площади народ гулял широко, весело и разнообразно:

«Ныне, на праздниках, «народные» увеселения, устраиваемые обыкновенно разными гешефтмахерами на Соляной площади, блещут многочисленностью и разнообразием. Три карусели, панорама «большая» и несколько панорам переносных, зверинец (тот, что был у Думского моста), несколько кегельбанов, лотерей и «рулеток», силомер – все это к услугам разношерстной публики, которая в громадном числе толпится на площади с утра до вечера.

При этом «музыки» здесь хоть отбавляй: в одном месте бубнит военный оркестр, в другом – наяривают гармоники, там - завывают органы, шарманки, там - распевают подвыпившие гуляки, - и все это в одно время и как можно громко.

Особенно много народу скопляется возле лотерей, рулеток и кегельбанов, где многочисленные желающие попытать свое счастье оставляют многочисленные пятаки. У рулеток и кегельбанов прямо-таки ведется азартная игра, в которой участвуют не только взрослые, но и дети – учащиеся в различных заведениях; принимают участие в игре и городовые, командирующиеся на площадь для наблюдения за порядком» (СЖ. 1901. № 75).

Карикатура из журнала «Силуэты Сибири»

Правда, кое-какие «аттракционы» не были предусмотрены устроителями – например, под названием «Разгром балагана»:

«Открывшийся в первый день Пасхи, на Соляной площади, увеселительный балаган, под громким именем «Театр Весельчак», в тот же день очень печально окончил свое существование, благодаря некоторому недоразумению, происшедшему между содержателем его и празднично настроенной публикой. Последняя находила более для себя удобным любоваться представлением «Петрушки» сквозь щели балагана, не платя, конечно, за это денег, а содержатель балагана это удобным не находил и принялся отвлекать от щелей восхищенную публику при помощи какого-то железного орудия, причем поранил лицо одной из зрительниц и еще кого-то. Такой внепрограммный номер публике очень не понравился, - публика взволновалась – и в результате от балагана осталось пустое место, содержатель его успел удрать, выказав при этом чисто артистическую прыть, а артисты поплатились своими боками» (СЖ. 1899. № 86).

Первый дождь, первый гром

С особым интересом читаются сегодня коротенькие заметочки о наступающей весне (но мы не забываем, что к дореволюционным датам надо прибавлять 14 дней, чтобы «синхронизировать» сезоны по старому и по новому стилю):

«16 апреля лед на Томи шел почти целый день, но только срединой реки. Громадные глыбы льда заполоняли собою большую часть берега. Вода в Ушайке сильно прибыла и затопила прибрежную часть. Вчера вода значительно сбыла. Берег Томи привлекает теперь значительное число публики, любующейся ледоходом» (СЖ. 1900. № 82).

«Вода на Ушайке сильно сбыла, уровень ее 15 четвертей. Берег Ушайки заполнен громадными льдинами, которые обыватели стараются утилизировать: лед колют и перевозят в свои погреба» (СЖ. 1900. № 83).

Глыбы льда предприимчивые томичи разбивали и уносили в погреба, свидетельствуют современники

«С наступлением тепла вчерашней и сегодняшней ночью наблюдался большой пролет птицы: уток, гусей и куликов всех пород» (СЖ. 1901. № 90)

«В ночь на 31-е марта в Томске выпал первый весенний дождь» (СЖ. 1900. № 73).

«19 апреля, около 2 часов дня, был первый весенний гром. Слышны были довольно сильных два удара» (СЖ. 1900. № 85).

***

Получается своеобразный непрерывный репортаж о весенних днях, который так откликается в душе современного томича, с нетерпением ожидающего ледохода-2025, первого грома-2025 и вообще настоящую, теплую, сибирскую весну!