В гости к профессору
Атмосферный интерьер, раритетные предметы и уникальные томские истории
— Илья недавно звонит: «Катя, у нас спрашивают, почему в квартире кресла вроде бы похожи по дизайну, но одно с подлокотниками, а другое — без. Нужно рассказывать, что первое — это мужское кресло, а второе — дамское, чтобы ее пышная юбка могла в нем поместиться».
Хорошая квартира
— А эти огромные блюда на столе откуда? — спрашиваю я.
— Это все из коллекции Ильи: для дичи, для поросеночка. И порционные ложки-вилки тоже, — рассказывает Екатерина Кирсанова, известный томский экскурсовод, директор музея «Профессорская квартира». — Самовар блестит — он специально так начищен. Мы пока его не топили, но он рабочий, его можно растопить на улице и занести обратно, а если здесь, то будет весь дом в дыму. Кто-то нам говорил: если у вас правильный сапог — дыма не будет.
Она познакомилась с Ильей Атапиным, когда в прошлом году на 90-летнем юбилее Эдисона Денисова показывала дочери и внуку композитора места, связанные с его жизнью. Начала, конечно, с дома по улице Кузнецова, 30, где он родился, и Илья специально приезжал из Новосибирска, чтобы показать потомкам Денисова, как ремонтируют квартиру музыканта.
Пять лет назад новосибирец купил здесь на втором этаже двухкомнатную квартиру для сына. А в начале 2019-го купил вторую рядом: сделал ремонт, постелил ковры, перевез свою личную коллекцию дореволюционных предметов быта российской интеллигенции, собранную за 20 лет. Так появилась «Профессорская квартира».
Екатерина Кирсанова
А был ли профессор?
— Мы смотрели фотографии томских гостиных: все основные элементы, которые должны быть, у нас есть. Понятно, что это уже нами придуманный интерьер, потому что один к одному воссоздать невозможно. А поскольку история квартиры была овеяна ореолом профессорского дома советского периода, Илье Брониславовичу хотелось сделать интеллигентный, не купеческий интерьер. Говорил, что не хочет ни чучел, ни рогов на стену, ни медведя на пол.
— Вас упрекали в недостоверности?
— О, конечно! Это был один из основных упреков: мол, вы создали антураж начала XX века, а жил ли у вас дореволюционный профессор? Мы сначала не знали, но предполагали, что возможно: дом благоустроенный, два вуза рядом, а на улице Кузнецова несколько домов были построены как доходные, для преподавателей. В итоге Иван (сын Ильи Атапина, профессиональный историк – прим. автора) выяснил, что здесь действительно жил профессор Алексеевский, второй ректор Томского политеха. На тот момент он уже ректором не был — его не пустили на второй срок, так как за ним был жесткий полицейский надзор, хотя он, наоборот, защищал всех от него и за доброту свою поплатился. Получается, все сошлось: здесь жил настоящий профессор, с интересной судьбой. Когда эта версия окончательно подтвердилась, для нас это было такое счастье!
Был еще упрек: почему бы вам не сделать мемориальную квартиру Эдисона Денисова? Здесь мы отвечаем, что это была бы уже вольная фантазия: ни фотографий интерьера не сохранилось, ни подлинных предметов. Все, что его семья могла подарить, находится в музыкальном училище. Невозможно создать мемориальный музей, не обладая предметами.
Интеллигентное томское прошлое
Весь год они собирали воспоминания о тех, кто родился и жил в этом доме в 30-40-е годы XX века, говорит Екатерина.
— Здесь были большие ванны на лапках, огромные ванные самовары (бойлеры)... В общем, шикарный был дом. Когда в 30-е годы дом у владельцев забрали, сюда поселили сотрудников СФТИ, Василия Денисова, знаменитого радиофизика и других. Селили по две семьи в одну квартиру, как в коммуналку: на каждом этаже было по четыре семьи.
Об одной семье, жившей в этом доме до революции, мы знали, но не много: у нас, кроме фотографии очаровательного мальчика, ничего не было. Это Андрей Красин — один из создателей первой в мире атомной электростанции в Обнинске. Он здесь родился и жил до 30-х годов. Стали смотреть его родословную, и нам сказочно повезло: у них в роду есть свой собственный генеалог, который аккумулирует всю историю рода. Он сделал нам сканы фотографий из личной коллекции, и мы увидели, как выглядели папа и мама Андрея. Надежда Красина — одна из самых первых томичек с высшим образованием, то есть не просто приехавшая за мужем профессорская жена.
— До революции женщина с высшим образованием была редкостью?
— Очень большой редкостью. Особенно среди томичек, потому что женщинам в университет, в технологический институт дорога была закрыта — туда допускались только мужчины. В государственные университеты женщины получили право поступать только после революции, но потребность была раньше, поэтому открывались частные курсы. Когда в купеческой семье Надежды стало понятно, что ее страсть к математике куда-то надо реализовывать, ее отправили в Санкт-Петербург на высшие женские частные курсы. Когда она вернулась в Томск, здесь уже открыли собственные Высшие женские курсы, куда она пошла работать.
Еще одна уникальная семья: первая томская женщина-скульптор и художница Ольга Виноградова — она приехала в Томск за мужем, чиновником на Западно-Сибирской железной дороге. Давала уроки как в помещениях, где проходили встречи художественного общества, так и на дому, о чем есть объявления в газетах. А муж ее был театралом-любителем: у него была собственная театральная труппа, и в этом доме, и во дворе устраивали спектакли.
Четвертая семья у нас пока под вопросом: если все подтвердится, тоже будет очень интересная история.
Мы окунулись в прошлое, и наша экскурсия, конечно, трансформировалась: если вначале рассказывали больше про Эдисона Васильевича, обстановку, про предметы, про то, как принимали гостей, то теперь это все дополняется подлинной историей жителей дома.
История для всех
В прошлом году один петербургский коллекционер, проводивший в Томске выставку графики, попросился пожить в «Профессорской квартире», вспоминает Екатерина. И до сих пор иногда кто-нибудь говорит: «Я бы хотел у вас здесь недельку пожить. Сколько это будет стоить?» Приходится отказывать и говорить, что здесь все-таки музей, а не гостиница.
Первые посетители были в основном томичи, а позже, когда люди стали узнавать про музей-квартиру из соцсетей, стали приходить иногородние, а томичей стало меньше. Говорили, что у них будет «музей для пенсионеров», отмечает экскурсовод, однако чаще других сюда заглядывают люди активного возраста — 25-55 лет, пенсионеры на втором месте, а студенты — на третьем.
— Нас постоянно спрашивают: «А вы проанализировали свою целевую аудиторию? У вас правильный маркетинг?» Будто бы это какая-то одна аудитория. Она разная: люди, которым интересно погрузиться в историю, посидеть на старинном диванчике, которому больше ста лет — они разного возраста. Дети, конечно, сами в музей не придут, а когда целой семьей приходят — вот это вообще хорошо!
Со школьными группами сложнее работать, потому что класс надо делить: с большой группой сложнее погрузиться, разместиться — теряется атмосфера. Школьники — это самая сложная аудитория, с ними надо нестандартно выстраивать экскурсию. Им нужно больше физической активности: свечки потушить, бочоночки лото посмотреть, что-то потрогать... Поэтому им истории наших жильцов мы рассказываем меньше и совсем по-другому.
Представители областных и местных органов власти в музей пока не приходили, кроме городского департамента культуры и туризма вместе с туроператорами. Несколько раз договаривались с областным департаментом культуры, но постоянно что-то не совпадает, говорит Катя.
Зато в самый первый день в «Профессорскую квартиру» случайно зашел известный музыкальный просветитель Михаил Казиник, приехавший тогда в Томск с концертами.
— Я очень ярко помню нашу первую экскурсию, — рассказывает Екатерина. — В тот день моя коллега, искусствовед Ирина Евтихьева, вышла из музея и случайно наткнулась на него на улице. Он просто шел мимо, ему показывали город, дом Денисова... У меня такое ощущение, что Михаил Семенович умолкает, только когда спит: он настолько восхищается всем, чем только может восхититься, что ему нужно этим восхищением поделиться с окружающими, с миром! И он не умолкал: рассказывал о встрече с Денисовым, о том, как они общались пять часов в аэропорту, обсуждали музыку, как он вел концерты, где исполнялась музыка Денисова. Я обалдела: в первый день работы к нам сразу — вот такая величина, такая звезда! Я считаю, что это был для нас какой-то знак: этот человек случайно зашел, и все у нас сложилось.
Интерьер с изюминками
— До революции музыкальные инструменты были обязательно у всех представителей интеллигенции и у части купечества. И, по воспоминаниям Жданова Вадима Валериановича, создателя томского «Ската» (спортивный клуб аквалангистов ТГУ — прим. автора), в советское время в этом доме у всех восьми семей были кабинетные рояли, — говорит Екатерина.
— Мы год искали и наконец-то купили работающее пианино. Точный год выпуска не знаю — мы не нашли серийного номера. Оно в любом случае до 1914 года, потому что с началом Первой мировой войны его производитель из Санкт-Петербурга уехал обратно в Германию — он немец был, Федор Мюльбах.
— А кровать в кабинете — это допускалось?
— Не просто допускалось, тогда это было абсолютным условием. Я раньше думала, что здесь должен был быть диван, на котором можно и спать, и принимать гостей, но нет: во время экскурсий многие вспоминали кровати в кабинетах своих дедов-прадедов.
— Есть ли какой-то особенный, впечатляющий вас экспонат?
— Вот будете смеяться: моя любимая история связана с водочной бутылкой. Илья Брониславович привез ее, и с нею к нам в музей пришла потрясающая томская история про дедушку-профессора: как он принимал гостей, как он их угощал, про его жену, всегда имевшую про запас несколько бочонков нельмы-семги-муксуна и копченых рябчиков. Я люблю вот такие предметы, которые вдруг раз и привносят какой-то особый антураж, томские изюминки и воспоминания.
— Водка раньше продавалась в таких необычных бутылках?
— Да. Это «Смирновская» — знаменитый водочный бренд. Он есть и сейчас, но он уже, по-моему, канадский. И до революции это был тоже один из самых знаменитых водочных брендов. На бутылке отмечены годы, когда фирма получала награды. Получается, она где-то между 1896-м и 1904 годом выпуска. Вот, смотрите: на ней последнее клеймо — 1896 год, а следующего клейма нет.
А как думаете, что можно было прятать в коробочку на замочке? Чай! А прятали его от прислуги. И еще прятали, потому что самый дорогой чай на наши деньги сейчас стоил бы 10 тысяч рублей за 900 граммов: хорошие сорта чая были очень дорогие. Более дешевый вариант стоил бы сегодня 5 тысяч за 900 граммов.
— Буфет хорошо выглядит. Он отреставрирован?
— Да, у нас вся мебель в музее отреставрирована, а на фоне буфета все очень любят фотографироваться. Илья Брониславович считает, что все должно быть как раньше, но без запаха затхлости, такая живая атмосфера настоящего дома, не музея. У нас на Новый год елка была четыре метра (потолки — 4,1 метра), и к нам на музыкальные новогодние мероприятия приходили дети с родителями, которые потом просили: «Можно мы посидим, подождем, когда профессор вернется?» Они настолько погружались в атмосферу, что думали, что это реальная, жилая квартира и сейчас должен обязательно прийти профессор. Такой, знаете, портал во времени: зашли с улицы и попали в начало XX века.
— А у вас самой бывает такое ощущение?
— Нет (смеется). Просто здесь все наполнялось постепенно, на моих глазах. Когда ты находишься в процессе, то настолько привыкаешь, что нет уже удивления, восхищения. И когда люди говорят: «Ух ты!», я думаю: а чего все так удивляются? Ну да, вот такая квартира.
Продолжение следует
По словам Екатерины, от самой первой экскурсии у них осталась примерно половина: они продолжают рассказывать про Денисова и про дом, но теперь стало больше именно предметов с историями. Да и сами предметы начали обрастать историями профессорских семей: к примеру, часы на стене — из томской профессорской семьи Лопатинских, подарены Андреем Олеаром. Экспонаты им периодически дарят.
И книги тоже — раритетные, удивительные. Например, дореволюционная география, по которой можно проследить, что Томск на тот момент был самым крупным городом и культурной столицей Сибири.
— За год работы музея его интерьер изменился: он постоянно дополняется экспонатами. Но самое важное, что я хочу отметить: за предметами пошли томские истории, которые мы встраиваем в экскурсии. Есть общая, базовая история и детали, которыми каждый экскурсовод ее дополняет — у каждого свой стиль и вариации.
По словам Екатерины, теперь вокруг музея формируются уже иные интересы: «Профессорская квартира» подняла тему томского студенчества — как университет менял судьбу и историю города.
— Начинаем рассказывать, нам говорят: мы сейчас вам расскажем… Рок-волна, стиляги, подводники… Из темы профессорского бытия плавно пришли трепетные воспоминания людей о студенческих годах в Томске. Истории пришли именно через наш музей, они копятся, и нам стало интересно еще и туда заглянуть и погрузиться.
Мы не сможем инсталлировать все это в нашу небольшую квартиру и сейчас думаем о том, как сделать интернет-архив, ресурс, как «упаковать» всё. Сейчас такой сложный период, и я боюсь что-то загадывать, но на проект с томским студенчеством нужны большие ресурсы, и мы будем писать грант. Хочется сделать что-то в интересном формате и через мир повседневности рассказать о чем-то очень большом и важном.
