«Мне нужно было принять себя, чтобы спокойно говорить людям, что я не слышу»
История Анны Попелло, директора томского центра помощи людям с нарушением слуха «Созвучие»
«Мне надо все, сейчас и сразу. Когда вижу проблему, мне надо ее прямо сейчас решить. Но жизнь учит, что не всегда так бывает. К большим целям надо идти не спеша, а некоторые проблемы решать постепенно».
***
Автономная некоммерческая организация «Созвучие» появилась в мае 2017 года. Идея создания центра помощи людям с нарушением слуха принадлежит томичке Анне Попелло, которая сама — инвалид по слуху.
По словам Анны, когда создавалась организация, она работала переводчиком в диспетчерской службе Томского техникума социальных технологий (ТТСТ), куда глухие обращались со своими проблемами и вопросами. В какой-то момент пришло понимание того, что пора создавать официальную организацию, чтобы работать с неслышащими людьми системно.
— Одно дело, когда на прием приходит девочка Аня, и совсем другое — когда руководитель организации. Отношение совершенно разное, — поясняет Анна Попелло. — В то время я не могла быстро найти деньги на регистрацию — создавала организацию уже с расчетом на то, что скоро начнут принимать заявки на грантовый конкурс «Родные города», и нам надо было успеть обязательно! Поделилась этим со знакомой девочкой, и она спрашивает: «Сколько надо? Пиши номер карты». Она перевела деньги на регистрацию организации, составление устава и консультацию юриста, и этим очень помогла нам.
***
Самым первым масштабным проектом «Созвучия» была инклюзивная творческая студия «Новые грани» (подробнее — тут), где неслышащие могли попробовать себя в роли актера, режиссера, декоратора и так далее. Мне было очень важно, чтобы студия продолжала работу и жила дальше: я видела, как раскрываются ребята, какие новые умения у них появляются.
Один проект, другой, третий... Ловлю себя на мысли, что не могу сразу вспомнить все. Мои любимые — это, во-первых, инклюзивные смены в детском лагере «Солнечный» — это большая радость! Второе, безусловно, «Новые грани». Третье — сурдоперевод итоговых новостей на телеканале «Томское время». Еще один проект — «Билингвизм как путь к развитию». Кроме этого, много всего другого у нас «движется».
Для меня удивительно, что каких-то вещей, которые мы делаем в нашем городе, в стране больше нигде нет. К примеру, перевод на жестовый язык выпуска новостей на постоянной основе — это только в Томске. Когда рассказываю в общероссийском чате о проектах «Созвучия», активисты часто спрашивают меня, как это делать. Так что есть у нас, чем гордиться (улыбается).
Все проекты, которые я делаю, нужны людям и мне интересны. Нет такого: «А что бы нам поделать?». Думаю: где взять рук, сил, времени на все, что я хочу? Идей — масса, разноплановых и перспективных. Хочется придумать идею, отдать исполнителю и взяться за следующую, но так не получается — большую часть приходится самой доводить до конца и контролировать, чтобы на выходе получилось то, что хотелось.
***
Волонтеры — это прекрасно, но много ли таких волонтеров, которые умеют качественно работать в специфичных проектах? Немного, и это нормально. А в условиях, когда нет постоянного стабильного финансирования, много ли людей будет делать непростую работу бесплатно? Немного. Это проблема кадрового состава общественных организаций.
В России почему-то считается, что добрые дела надо делать бесплатно. Но качественно дела делают специалисты, которые понимают специфику, готовы трудиться на результат, однако бесплатно работать не будут. И я их понимаю: они тоже хотят кушать и одеваться, у них тоже есть семьи и дети. Люди, которые получают деньги за свой труд, заинтересованы в результате и в дальнейшем сотрудничестве. Поэтому нужно привлекать специалистов и платить им хорошую зарплату, и тогда работа будет организована более качественно, изменения будут более ощутимыми.
***
Деньги нужны постоянно, это тоже часть моей работы. На студию финансирование закончилось — где взять средства на оплату труда режиссера, чтобы студия продолжала работать? Или где взять 13 тысяч каждый месяц, чтобы заплатить за наше чудесное светлое помещение? И так далее. Как снежный ком, каждый месяц.
Написание грантов — отдельная «песня». Можно потратить два месяца жизни: нужно придумать, прописать, написать, собрать кучу писем поддержки, привлечь софинансирование... Процедура такова: написал заявку, собрал все документы, отправил. Ждешь. Месяц-полтора-два. А потом тебе могут сказать: «Что-то немножечко не то. Хороший проект, но не в этот раз». Желающих выиграть грант очень много, но у грантовой комиссии свои критерии.
Радует, что есть в Томске добрые люди, которые нам помогают. А для того, чтобы их найти, нужно столько звонков сделать, столько писем написать... Нужно пообщаться с огромным количеством людей, чтобы из них один-два человека сказали: да, мы вам поможем. Иногда утомляет, но я сама выбрала этот путь и иду по нему. Такая работа — постоянная, нудная, но без нее никуда.
Помогают и организации, и физлица. Считаю, что любая организация — это все равно физическое лицо. Если руководитель фирмы даст добро — средства будут. Все зависит от людей, и везде играет роль личностный фактор.
На стене у нас есть чудесный плакат, где указаны люди, которые нам помогают. Вся мебель в этом кабинете и пособия куплены на деньги наших спонсоров. Нам очень помогает — спасибо ему огромное! — один человек, который не хочет, чтобы я его где-то называла. Не считает нужным афишировать свою деятельность.
***
В наш лагерь летом хочет приехать работать глухая вожатая из Новосибирска. Если у меня это получится сделать, то будет здорово: одна вожатая — слышащая со знанием жестового языка, а вторая — глухая. Это и трудоустройство инвалидов, и их социализация, и вот эта общность — много полезных вещей.
В лагере дети учатся общаться с новыми людьми, а после глухие ребята переписываются со слышащими, пытаются поддерживать отношения. Некоторые родители волнуются за детей, которые в первый раз уехали. Но лагерь — это и взросление, когда ты уехал от мамы с папой, и какой-то принципиально иной досуг. Дети приезжают восторженные и все до одного хотят поехать туда снова. На мой взгляд, это показатель.
***
Родители меня очень любили и доверяли мне. Очень благодарна им за то, что воспитали такой, какая я есть сейчас. Не было ощущения, что они считают меня не такой, как все, и хотят сделать нормальной. Сестра, правда, очень переживала, когда меня обижали. Мне, безусловно, очень повезло с семьей!
Мама иногда пыталась опекать, но при этом безгранично доверяла мне и отпускала во все сферы общения, во все мои занятия, в жизнь. Она разрешала мне делать все, что я считала нужным, за что ей огромное спасибо. Для меня было важно, что мне доверяют: значит, считают взрослой, и я не имею права не оправдать ожидания. Опыт показывает, что для любого родителя очень важно — вовремя отпустить, «перерезать пуповину». Это позволит ребенку двигаться дальше, взрослеть.
***
В средней школе было непросто. Когда сейчас общаюсь с подростками с нарушенным слухом, вижу себя. У меня так же было: на перемене думаешь, где бы побыть, чтобы ни с кем не надо было общаться. Вдруг ты не услышишь, а переспрашивать неудобно — есть риск нарваться на фразу «Ты что — глухая?» Проще уйти куда-нибудь в уголочек или в библиотеку и подождать, пока перемена пройдет. Вот такая реальность.
Я училась в средней школе в Колпашево. Потом один год в коррекционной школе в Томске, где как раз были «все свои». Там если и дразнили, то не потому, что ты не слышишь. Поэтому год в той школе был чудесным, и там я выучила жестовый язык. А с учителями всегда были хорошие отношения: я любила учиться и хорошо училась.
В свое время меня не взяли в Первый гуманитарный лицей. В аттестате были хорошие оценки, и я хорошо говорила, но когда они увидели, что я заканчивала девятый класс в «коррекционке», то сказали: «Как она будет у нас учиться — у нас тут в ЮКОС набирают! Нет-нет, она здесь учиться не сможет, идите в другое место».
***
Когда спрашивают, почему я пошла учиться на психолога, отвечаю, что пошла «дрессировать своих гусей», которые у меня в голове. И «тараканов» тоже. Мне надо было самой научиться с собой дружить и принимать себя, чтобы потом спокойно говорить другим, что я не слышу. Это долго было барьером: лет до 19-ти я не могла об этом говорить — начинала плакать. Пока сам себя не примешь и не полюбишь, ты не сможешь выстраивать здоровые отношения с другими людьми.
В томском филиале Московского университета имени Шолохова у нас был великолепный преподаватель-психолог. Великолепнейший! У него были очень грамотные, четко построенные занятия, где было заложено именно то, что мне тогда было нужно: знания, слова, тезисы, которые у меня в голове все складывались, складывались... И в какой-то момент я поняла, что все — меня отпустило. С тех пор абсолютно любому человеку могу спокойно сказать: я не слышу, повторите, пожалуйста. Сейчас это уже не царапает.
Подросткам, которые приходят ко мне, говорю: ребята, пока сами себя не примете — бесполезно, вы не сможете жить спокойно, и вам это будет мешать. Это важно и для родителей — всем же всегда хочется нормального ребенка. Самим родителям нужно принять ребенка таким, какой он есть.
***
Вопрос образования для глухих — это такая отдельная «песня», в которой очень много ненаписанных куплетов. Наша мечта — в каждом районе города по одной школе, куда бы брали детей с нарушенным слухом, и чтобы у них в штате обязательно был сурдопедагог.
Инклюзия должна быть разумной, с участием профессионалов — людей, понимающих, о чем речь, и как все должно происходить. Учитель, у которого в классе есть необычный ребятеныш, должен знать, куда и к кому он может обратиться с вопросами. А не так, что ему дали ребенка: «Короче, у нас инклюзия. Вперед! Не знаем, что ты будешь делать, но он должен учиться». К сожалению, сегодня так и есть.
Мы можем рассказать учителю, как давать знания неслышащему ребенку и как не нужно это делать. Например, не надо во время диктанта ходить по кабинету — такому ребенку нужно видеть, что вы говорите, так как он по губам читает. Самое печальное, что даже не все мамы знают об этом, чему я недавно очень удивилась.
В организации инклюзивной смены в «Солнечном» нас очень поддержала Мария Владимировна Кученко, заместитель директора по УВР томского Центра планирования карьеры. Из 26 детей 12 были слышащие, остальные — с нарушенным слухом. Все были вместе, и из других отрядов тоже приходили ребята, что стало для меня большой радостью. Общались, помогали нашим глухим девчонкам косички плести, смотрели, как разговаривают на жестовом языке. Вот, пожалуйста — инклюзия с раннего возраста! Отсюда и надо начинать, с малых лет, тогда на выходе будет другой результат.
