Андрей Звягинцев: «В кадре все должно звенеть!»

На днях нашумевший фильм режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан» наконец-то вышел в широкий отечественный кинопрокат. До этого картина получила на Каннском кинофестивале приз за лучший сценарий, победила в четырех номинациях на «Золотом орле» и вошла в шорт-лист «Оскара». Мы решили поговорить с режиссером о его картине, Каннах, ситуации в российском кинематографе и о его планах на будущее. Кстати, сегодня у Андрея Звягинцева день рождения — режиссеру исполнился 51 год.

— Прокатного удостоверения у «Левиафана» не было довольно долго…

— Слава богу, мы его получили! Как известно, с 1 июля в отечественном кино и театре запрещена нецензурная лексика. А в нашей картине герои порой выясняют отношения с ее использованием. Но я считаю, мат в «Левиафане» — девственен, он лишен какой-либо «многоэтажности». В то же время совсем обойтись без него было никак нельзя, он придает героям фильма подлинность.

«Левиафан» был снят в прошлом году, и нам казалось, что закон обратной силы не имеет. Но мы ошибались. Теперь вроде как вообще все кино подлежит переаттестации! Введение этого закона — конечно, странный метод борьбы за нравственность. Россия снова прогремела на весь мир. Фильмы с ругающимися персонажами снимаются и показываются везде, кроме Ирана и Северной Кореи. Теперь к ним присоединяется и матушка-Россия.

И вот возник вопрос о том, что наша картина может вообще не выйти в прокат. Но мы нашли выход. «Запикивать» часть разговора, как это делается на телевидении, я счел невозможным, это попросту режет ухо. В фильме будут произведены звуковые «купюры», при этом артикуляция ругающихся героев сохранится. Надеюсь, картина от этого не пострадает. Но и не выиграет, это точно. Очевидно, что погружение зрителя в атмосферу фильма замедлится. Авторскую же версию «Левиафана» можно будет увидеть на DVD, выпуск которого запланирован на конец этого года.

— Действие фильма происходит на краю земли — а где конкретно?

— Основная часть съемок проходила на Кольском полуострове, в поселке Териберка Мурманской области. Но первоначально мы планировали снимать недалеко от Москвы, просмотрели 70 городов и поселков в радиусе 200 километров — искали центральную площадь, где можно было бы снести декорационное здание мэрии. На виды Териберки натолкнулись случайно. Приехали туда — и решили, что больше искать нечего. Только финал картины стал иным.

Планировали снимать весь август натуру с низкими облаками, а было солнечно до октября! Местные жители говорили: «Как же повезло вам с погодой — обычно 15 сентября у нас уже ложится снег…»

Где нам действительно повезло, так это в Ярославской области, в Пошехонье. Там, на берегу Рыбинского водохранилища мы обнаружили разрушенный храм, а в нем сохранились фрагменты фресок «Усекновение главы Иоанна Предтечи» — представляете?! Так что роспись стен в кадре — это не новодел. В отличие, скажем, от домика главных героев или скелета кита на берегу. Жутковатый костяной остов — это 24-метровая декорация полторы тонны весом. Ее изготовили в Москве, туда же она и вернулась.

— Вы упомянули об измененной концовке — это единственная трансформация замысла картины?

— Ну, что вы! Все началось с того, что как-то за обедом во время съемок новеллы «Нью-Йорк, я люблю тебя» (дело было в 2008 году) переводчица Инна Прауде рассказала мне историю 52-летнего сварщика из американского штата Колорадо Марвина Джона Химейера. В 2004-м власти штата решили выкупить землю вокруг закрывшегося цементного завода. И предложили Химейеру, имеющему поблизости свою мастерскую, убраться из этих мест подобру-поздорову. Сварщик проиграл все тяжбы, но не сдался. Он превратил свой гигантский трактор «KOMATSU» в настоящий танк и сокрушил все административные здания в своем городке. И после слов «Меня никто не слышал, теперь услышат все» застрелился.

Меня невероятно впечатлила эта история «последнего героя Америки», как стали называть Химейру его фанаты. И я решил снимать фильм про российского воина-одиночку, который в ответ на явную несправедливость чиновников расправился бы со зданием мэрии на своем тракторе. Но если снимать сей «крестовый поход» от начала до конца, это заняло бы несколько часов: гусеничный трактор едет слишком медленно. И мы со сценаристом Олегом Негиным отказались от этой идеи возмездия.

Потом начались другие изменения замысла — в процессе четырехкратного переписывания сценария, и, в конце концов, от Марвина Джона Химейера у нас не осталось и следа, американская трагедия просто-напросто растворилась в нашей картине! Главный герой «Левиафана» — россиянин, автослесарь Николай. Хотя вообще-то история о бесправии маленького человека, оказавшегося на пути машины власти, — универсальна. Еще философ Томас Гоббс, назвавший альянс государства и церкви Левиафаном, исследовал это явление.

— Первые зрители произведений Звягинцева — это обычно кто?

— Такое явление, как фокус-группа, на мой взгляд, больше подходит для бизнеса, нежели для искусства. Я показываю картину, когда обратного пути уже нет. И первыми ее смотрят те, кто ее создавал — художник, оператор, звукорежиссер, композитор.

Фильм должен получиться таким, чтобы потом режиссер не выходил к публике перед каждым показом со словами оправдания, почему у него не получилось снять то и так, как хотелось. Когда ты снимаешь какую-то сцену, то должен понимать: это твоя единственная возможность все сделать так, как надо. И созданный тобой мир должен быть без изъяна. Чтобы в кадре все звенело. И, по-моему, это не каторга — это радостная работа, делающая тебя живым.

— «Левиафан» заметили и уже оценили в киномире. А вам вообще знаком страх неудачи?

— Конечно. Он сравним со страхом вратаря перед пробитием пенальти. Моя бессонная ночь накануне первого съемочного дня неописуема. Все мысли об одном: ты не сможешь снять именно то, что ты задумал! Поэтому в первый день съемок мы никуда не торопимся. Берется в работу самая легкая сцена, снимаются один-два плана максимум. Но все же первый день «Левиафана» прошел, мягко говоря, непросто. Вернее, это была ночь.

1 августа, берег Баренцева моря. Солнце не заходит круглые сутки. Смена — с 11 вечера до 11 утра. Снимаем простой проезд автомобиля. Он должен разминуться с мотоциклом и выехать из кадра. Скорость движения 60 километров в час. За рулем 14-летний мальчишка, Сережа Походаев, в нашем фильме — сын главного героя. Первый дубль получился отлично. Но ведь надо на всякий случай снять и второй.

И в самом конце проезда у иномарки прокалывается переднее колесо, парень не справляется с управлением — и таранит три машины съемочной группы! Смотрю, все стоят с белыми лицами. В общем, чуть погодя стали снимать другой эпизод.

Между прочим, когда в том же месте должен был проехать еще и Николай, которого сыграл Алексей Серебряков, в машине оказались пробитыми сразу два передних колеса! Пришлось чуть ли не вылизать всю дорогу — только после этого смогли снять нормально.

— Замечательный актер Константин Лавроненко снялся у вас в двух картинах подряд — и все на этом. Значит, после «Елены» и «Левиафана» мы больше не увидим в фильмах Звягинцева и прекрасную Елену Лядову?

— Давайте считать это простым совпадением. Кстати, до нашей встречи на съемочной площадке Лядова озвучивала главную героиню в «Изгнании», Веру. И сделала это мастерски — а ведь нередки случаи, когда неудачный дубляж просто убивает хорошую картину…

Да, перед запуском «Левиафана» я сообщил Косте Лавроненко: «Опять не твоя роль!» После показа картины он жмет мне руку — здорово, поздравляю, а я чувствую его актерскую тоску. Он мог быть внутри и этой истории, сыграть любого персонажа — но мне были нужны Серебряков, Вдовиченков и Мадянов.

— У «Левиафана» есть и горячие сторонники, и лютые противники…

— Действительно, это так. Мне присылали ссылку на выступление в Судаке министра культуры Владимира Мединского, где он заявил, что технологически картина сделана хорошо, актеры играют замечательно, но что касается содержания — ему словно в душу плюнули. А ведь перед показом фильма в Каннах у нас с Мединским состоялся обстоятельный разговор. Я почувствовал в нем искреннего человека, желающего делать все возможное, чтобы очистить нашу страну от скверны. Он мне признался, что считает фильм — кстати, практически наполовину снятый на деньги Минкульта, — крайне депрессивным. Вот только почему же он думает, что плакатом можно загнать народ в светлое будущее? И в конце концов я был вынужден сказать, что он не там ищет врагов, что художник — это всего лишь зеркало! И правом, дарованным мне природой, я волен говорить все, что считаю нужным.

О фильме довольно быстро высказался еще один человек, чье мнение для меня очень важно — Наум Клейман, известный киновед. На следующий день после показа «Левиафана», прошедшего в редакции «Российской газеты», он написал мне письмо: «Дорогой Андрей! Фильм не идет из памяти и чувств… У нас сбилось понимание слова «пророк»… Правда воплощена в искусстве, в прекрасном — и потому возвышается до истины. Жду от вас новых свершений на благо России».

Нашу картину также посмотрел один знакомый священник и сказал: «Все правда!»

— У плохих режиссеров и актеры играют плохо — согласны?

— Точно знаю, что у актеров возникает свой замысел роли после прочтения сценария. Но в кадре нельзя играть идею! В «Елене» мы снимали эпизод, в итоге не вошедший в картину, — выход Владимира из больницы. Длинный план: Андрей Сергеевич Смирнов идет по коридору. Чувствую, что-то не то. Подхожу к артисту, а он мне и говорит: «Я сейчас тут играю свой последний путь, меня же в кадре больше не будет»...

А еще я не даю актерам прочесть полный текст сценария. Кто-то обижался, но я всем говорил: «Кино — это вам не театр. Тут правят бал не артисты, а совсем другие люди — авторы сценария, режиссер, оператор…» В той же «Елене» есть такой диалог. Елена говорит Екатерине: «Я люблю твоего отца». Та в ответ недоверчиво хмыкает: «Ага, до смерти!» Так вот, Лядова понятия не имела, что по сценарию Елена убивает своего мужа. Убежден, если бы актрисе это было известно, фраза не прозвучала бы должным образом, без толики подтекста.

Моя работа с актером сводится к выбору актера на роль — методом проб и ошибок. А на площадке я наслаждаюсь его талантами.

Вот мы все кичимся Константином Сергеевичем Станиславским, но на самом деле давно утратили связь с ним. Я смотрю на то, что делают в кадре Марлон Брандо или Роберт де Ниро — и я верю! А многим отечественным наследникам Станиславского — нет. Де Ниро садится на стул, опускает голову, а поднимает ее уже совершенно другим человеком. Как он это делает? Ума не приложу! Актер — как поэт, он создает новый мир, научить этому невозможно. А методика — для ремесленников.

— А можете ли вы так же уверенно сказать, что режиссура — ваше призвание?

— А я до сих пор не уверен, что я режиссер. Соответствующего вузовского диплома у меня нет. В 1988 году, студентом второго курса ГИТИСа, я увидел «Приключение» Антониони и, что называется, заболел кинематографом. Вскоре в Москве открылся музей кино, где за копейки практически беспрерывно показывали киношедевры — и я три года смотрел там все подряд. Вот мои университеты. А к практическим занятиям я приступил в 1993-м, когда снял свой первый рекламный ролик.

В начале 90-х я работал дворником, мел Суворовский бульвар. Мне полагалось бесплатное служебное жилье. Я жил в дворянском особняке, в огромной гостиной площадью 60 квадратных метров — но после того, как она приглянулась нашей паспортистке, меня тут же выставили на улицу. Переночевал во дворе в заброшенном грузовике, потом ютился в детском садике у знакомого сторожа. И обратился за помощью к другу Игорю. Он и предложил мне снять ролик — при условии, что я самостоятельно найду заказчика. И я его нашел! Как сейчас помню, это была фирма по продаже офисной мебели. Принес им пять сценариев ролика — слава богу, один им понравился. Да, это было потрясающее время: я, не снявший ни кадра, объявил себя кинорежиссером — и получил заказ! Так что съемочной технологии — постановке кадра, склейке и так далее — я учился на рекламе.

Десять лет спустя, 3 сентября 2003-го я стоял за кулисами кинозала в Венеции. Аплодисменты после показа картины «Возвращение» не смолкали 15 минут. Я стоял и думал: может быть это и есть свидетельство того, что я занимаюсь тем, чем следует?

— С тех пор вы желанный гость на любом фестивале! Как вам программа последних Канн?

— А мне не довелось там увидеть ни одного фильма из конкурсной программы! Я приезжал в Канны на три дня. И все это время было расписано буквально по минутам: хлопоты, связанные с показом, бесконечное общение с прессой... Маячить весь фестиваль перед членами жюри— по-моему, это моветон. Хотя на нашем «Кинотавре» кое-кто смотрит весь конкурс и потом выносит свое мнение о жюри.

Кстати, на последнем «Кинотавре» я увидел много сильных картин. Так что разговоры о грядущей неминуемой смерти отечественного кино — это все миф! «Дурак» Юрия Быкова, «Кино про Алексеева» Михаила Сегала, «Звезда» Анны Меликян, «Испытание» Александра Котта — это фильмы, которые я всем настоятельно рекомендую посмотреть.

А что касается призов Каннского кинофестиваля, это всегда лотерея. Другое жюри вынесло бы другое решение. Поэтому я спокойно отношусь к вердиктам киноэкспертов. Это только с «Возвращением» нас, дебютантов большого метра, накрыло. В Венеции после церемонии награждения в голове вертелось только одно: «Фильм получил по заслугам, мы же столько для этого сделали!» Это потом осознал, что другие трудились над своими картинами ничуть не меньше.

— Можете озвучить замысел следующего фильма?

— Их сразу три. Об одном из них я постоянно думаю уже лет десять лет, не меньше. Место и время событий — Киев, деревянный Кремль, 1015 год. Литературная основа будущей картины — роман Олега Негина, до сих пор не опубликованный. Вторая идея связана с Великой Отечественной войной. Маленький человек в оккупации. Не уверен, что продюсерам будет легко найти деньги на съемки этой отнюдь не ура-патриотичной истории. Третий замысел — древняя Греция. Это в основном локальные съемки с участием только нескольких актеров. Но в фильме должен быть и антураж эпохи. К примеру, есть эпизод, где сто жрецов приносят в жертву сотню быков…

Все эти проекты весьма затратные — порядка 30 миллионов долларов каждый. Но я верю в продюсерские силы и талант Александра Роднянского и надеюсь, уже через полгода мы запустим в производство одну из вышеупомянутых картин.

— Все ваши фильмы заканчиваются полной безнадегой. А хэппи-энд от режиссера Звягинцева когда-нибудь будет?

— Обязательно. Обещаю вам.