Андрей Звягинцев: «Если думаешь о толпе — бьешь мимо цели»
Не так давно в новосибирском киноцентре «Победа» состоялась презентация американской киноленты «Я люблю тебя, Нью-Йорк!». В работе над картиной принял участие известный российский кинорежиссер Андрей Звягинцев. Его «Возвращение», взявшее в 2004-м два «Золотых льва» на Венецианском кинофестивале, называют настоящим прорывом в европейское кинопространство. Его «Изгнание» в 2007-м удостоилось «Золотой пальмовой ветви» в номинации «Лучший актер» Каннского МКФ.
Андрей Звягинцев родился в Новосибирске. Закончил актерское отделение Новосибирского театрального училища и ГИТИСа. Перед показом своей новой работы, киноновеллы о жизни Бродского в Нью-Йорке, режиссер ответил на вопросы нашего журналиста.
— Скажите, Андрей, а можно ли научиться снимать так, как Звягинцев?
— У меня нет никакой своей методологии. И учить я никого не собираюсь — просто потому что не умею этого делать. Я еще себя ищу… Мой метод — интуиция. Поэзии тоже никто научить не может. Вот так же обстоят дела и с кинорежиссурой. Да это вообще относится к любому виду творчества. Каждый пишет, как он дышит...
— Скажу честно: у меня есть замыслы, которые меня беспокоят. Во-первых, это просто грандиозная задумка, связанная с Великой Отечественной войной, целая эпопея. История о людях на периферии, абсолютно не парадная. Могу заранее сказать, что это кино не покажут по телевизору к 9 Мая.
— Почему?
— В этой истории нет идеологии, ура-патриотизма. Я устал видеть на экране этаких ряженых в погончиках. Мне кажется, если чего-то и надо добиваться, когда снимаешь исторический фильм , то это эффекта присутствия. Вот как у Германа в «Проверке на дорогах». У него веточка в кадре оттуда? Из сорок третьего! А перед военным фильмом у меня выйдет другая картина. Это камерная история на троих, в ней всего два интерьера. Продюсер — Александр Роднянский. Думаю, осенью следующего года фильм будет готов.
— Так долго ждать?
— Наоборот, это будет наш рекорд. Если честно, меня даже пугают такие сроки. «Возвращение» снимали два года, «Изгнание» — три. А все это лето с апреля до середины августа я ежедневно беседовал — причем обстоятельно, долго, часов по восемь — с людьми, которые обещали дать денег на новую картину. Как выяснилось, только потерял время. Все изменилось лишь после встречи с Роднянским.
— Кто снимается?
— Пока идет кастинг. Мы ищем пожилую пару, пенсионеров лет 65-ти. Еще один персонаж — 35-летний сын главной героини. Предваряя ваш неизбежный вопрос, сразу скажу: Лавроненко в картине не будет. Ну, если только в эпизоде…
— Вы принципиально задействуете только столичных актеров?
— Ну почему же? На «Изгнании» я делал кастинг и в Сибири, но вот не сложилось... Главную героиню нашли только в Щвеции — Марию Бонневи...
— Я делаю то, что интересно мне. Если картина нравится еще кому-нибудь — это уже счастье. А если ты думаешь о толпе, то, наверняка, бьешь мимо цели. Да-да, не обманывай себя, что это не так. Делай то, что ты должен делать. И тогда поймешь, что встраивание в современную жизнь — проблема решаемая. Хотя человек меняется. И в России — в особенности. Я чувствую это. К нам пришел культ денег и принес не только независимость. Темпы преобразования человека —невероятные! Но дело не в том, что это европейская цивилизация такая жестокая, построенная на принципах эгоистичности, нет. Они заложены в самом человеке. И вот из нас вышел пар коммунизма — и мы стали такие же, как все на свете. Но сейчас у нас всячески поощряется проявление не человеческих эмоций, а животных инстинктов. На этом построено наше телевидение. И вообще понятие искусства в России, мне кажется, с каждым годом обесценивается.
— Вы считаете, это необратимый процесс?
— Не знаю, это вопрос индивидуальности. Если бы я сейчас искал себе на хлеб, то не смог бы позволить снимать то, что хочу. Бренд дает независимость. Но он очень плохо способствует сохранению экологии души. Настоящие ценности должны лежать в сфере невидимого. Помните, Пастернак говорил, что ему не надо путешествовать — ему все видно за рабочим столом…
— И если оторваться от монтажного стола, как вы оцениваете нынешнее состояние отечественного кинематографа?
— Мой взгляд на современное российское кино пессимистичен. Мне очень понравились «Волчок» Василия Сигарева, «Сказки про темноту» Николая Хомерики. Есть еще Попогребский, Хлебников — эти не оступятся, я уверен. Но приходят другие времена — заказа и контроля. Очень бы хотелось ошибиться в своих прогнозах, но пока что во мне сильна уверенность, что у нашего авторского кино впереди очень тяжелые дни. Режиссер становится фигурой функциональной, наемным рабочим.
— А что вы скажете про недавнюю телепремьеру — широко рекламируемый сериал «Исаев»?
— Я телевизор стараюсь не смотреть. А уж сериалы — тем более! Вы просто не знаете, как они делаются… Уж лучше книжку почитать.
— Кто-то сказал, что кинорежиссер всю жизнь снимает один и тот же фильм. Мне тоже так представляется. Именно так и происходит — если только ты не начинаешь изменять самому себе. Меня как-то спросили, почему не снимаете в стиле фэнтэзи? Ну как объяснить человеку, что не ты выбираешь жанр, а жанр выбирает тебя.
— А как выбираете себе актеров?
— Я считаю, что между актером и персонажем должен быть минимальный зазор. Конечно, таких актеров надо искать. А потом уже — забыть про персонаж и исходить только от артиста. Чтобы в итоге получилось так: он вроде как ничего не делает, но представляет из себя как раз то, что тебе нужно. Вот Балуев в «Изгнании» сказал мне: «Я всю роль прошептал, ничего не сыграл. Сегодня последний съемочный день — ну, можно, я хоть здесь-то уж выдам?!» Я ответил: «Ни в коем случае! Можно все испортить. Твоя сила чувствуется и так».
— И Александр Балуев, и Константин Лавроненко — хорошие актеры. А вы бы хотели снять, например, Олега Меньшикова?
— Почему именно его? Я исхожу от истории, которая нуждается в воплощении. Я не снимаю актера только из-за того, что подумал: вот это мастер, надо дать ему главную роль!
— У актера есть главные роли, у режиссера — главные фильмы. Андрей, не сочтите за наивность, но хотелось бы узнать, что для вас дороже — «Возвращение» или «Изгнание»?
— Не считаю правомерным противопоставлять две свои картины. Я ценю каждую за своё. Они мне обе дороги. Как сравнивать родных детей — разного пола и возраста?
— Сформулирую вопрос по-другому. Но он все равно будет про кризис второго фильма. Громкий успех был у вашей дебютной притчи про обретение человеком Отца. И менее захватывающим, на мой взгляд, оказалось «Изгнание». История выбора — которому из мужчин должна принадлежать женщина…
— Могу лишь сказать, что в этой картине я высказался на очень важную для меня тему. О жажде любви и неумении любить...
— Хорошо. Теперь — о последних событиях. Новый американский фильм «Я люблю тебя, Нью-Йорк!» только что вышел в прокат, но без вашего участия. Тем не менее, теперь вы можете смело сказать: у меня есть опыт работы в Голливуде! Расскажите об этом.
— Да уж… Начну по порядку. Продюсер фильма «Я люблю тебя, Париж!» пригласил меня снять новеллу в новую киномозаику «Я люблю тебя, Нью-Йорк!» Полгода я морочил голову продюсерам, не зная, про что буду снимать. Я вообще очень долго принимаю решения. Это моя беда, когда-нибудь она меня погубит. Потом вдруг пришло озарение. Ну конечно же моя новелла должна быть о Бродском!
— Итак, все снято, смонтировано, озвучено. Какие механизмы включились потом?
— Ровно за месяц до премьеры моя новелла еще участвовала в картине. Но затем готовый фильм показали на американской фокус-группе. Как выясняется, этот идиотский институт перекочевал вдруг и в кино. И участники просмотра сказали: «Звягинцева надо вырезать, потому что, во-первых, не понятно, про что его кино, а во-вторых, слишком медленно развивается действие». И прокатчик, он же продюсер фильма, принял во внимание мнение фокус-группы! Таким образом я узнал, что мировую судьбу картины теперь решают двести человек в Америке. Которые, кстати, предложили вырезать еще одну новеллу, снятую Скарлетт Йохансонн. И теперь эти две работы можно будет увидеть только на DVD, в рубрике «Бонус к фильму». После этого я лишний раз уверился — подобного случая работы на заказ в моей жизни больше не произойдет.
— Подождите, но подобные приглашения не делаются кому попало. Тем самым американцы дают понять, что вы вошли в число ведущих режиссеров мира…
— Да не вошел я в число ведущих режиссеров мира!
— Ну, хорошо. Но у вас есть такие планы?
— А вы что, можете помочь?
— Сменим тему. Насколько важно для вас вписаться в современные рыночные отношения?
— Я не занимаюсь кассой. Это волнует продюсера, вложившего в картину деньги: надо отбить прокатом! И когда это зашкаливает, мы и получаем современное коммерческое кино. Если режиссер называет свой фильм продуктом, это уже не кино. Может быть, это звучит и не ко времени, но понятие художественности не отменит никто, а уж тем более никакие продюсеры. Но пока что мы имеем полную деградацию актерской профессии. Российская актриса понимает, что она не станет актрисой, пока не снимется в журнале «Максим». Или Анфиса Чехова на сцене — это просто оплеуха понятию художественности! Я понимаю, что это такой современный подход: сляпали антрепризу, напихали звезд и поехали стричь баблосы. Но этому надо противостоять!
— Вот и прорезались железные нотки в голосе режиссера! А насколько важна для вас звуковая составляющая картины?
— Ну, к примеру, наш звукорежиссер попросил включить его в команду за неделю до начала съемок. Мы пишем звук вживую, на площадке. Я знаю, в российском кино это не особо принято.
— Мягко говоря. Могу назвать, пожалуй, только «Горячие новости».
— После монтажа картины становится ясно, сколько приходится переозвучивать. Обычно — процентов семьдесят. Вот «Изгнание» мы снимали полностью с живым звуком. Покупали спецтехнику, особым образом прикрепляли микрофоны актерам, у всех на площадке была особенная обувь… Старались, не торопились, у нас было сто три съемочных дня. Но когда я дал Балуеву его текст на переозвучку, он сказал: «Да тут же вся моя роль! А зачем же мы так мучались?»
— А для создания видеоряда в фильме вы предварительно составляете раскадровку?
— Нет, мне она не нужна. Совсем. Это же не рекламный ролик. Когда у меня записано: сначала общий план, потом средний, потом крупный — чувствую себя зомби.
— Ну, а как же тогда кино-то снимать? Читал, что на съемках «Изгнания» многие актеры были осведомлены лишь в пределах собственного эпизода...
— Я использую такое понятие как мизансцена. И еще мне нужно знать, где будет стоять камера. Перед съемками «Возвращения» мы предварительно нарисовали весь фильм. Конечно, через это тоже надо было пройти. Это же была наша первая картина. А вдруг кого-нибудь бы переклинило: ой, что сейчас снимать-то?
— А знаете, Андрей, небольшой мастер-класс вы сейчас все-таки провели! Успехов вам в творчестве и побед на новых фестивалях!