Иван Шевелев: «Важно не бояться говорить правду»

Общественный контроль за соблюдением прав человека в местах принудительного лишения свободы. Сказка или реальность?

Председатель Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Томской области Иван Шевелев рассказывает: каково это сейчас — сидеть в тюрьме, кто такие общественные наблюдатели, и какое дело они делают.

Шевелев седьмой год находится «внутри» системы общественного контроля. Сначала был членом ОНК, затем выбран ее председателем.

***

Небольшой исторический экскурс.

Максимально открытым для общества положение арестантов было в средние века. Казенного питания не существовало, заключенные выводились на паперть (или городскую площадь), связывались по трое и сами себе собирали пропитание. Надсмотрщики стояли рядом. Подавали охотно. Тут же и беседовали, и жалели… Запретила такой порядок содержания Екатерина II. Она поручила это дело государственной казне.

Как система, попечение тюрем сложилось в России 200 лет назад. «Попечительное о тюрьмах общество» (именно так называлась благотворительная организация, просуществовавшая до 1917-го года) цель имело совершенно филантропическую – улучшить содержание заключенных. Кроме того, строили приюты для детей арестантов. помогали семьям. В частности, Сергиево-Елисаветинский приют в Москве облегчал участь женщин и детей, добровольно следующих в Сибирь за своими близкими.

Предоставляли подъемные средства для тех, кто уже закончил свой каторжный срок, искали деньги для выкупа лиц, заключенных за долги. Навещали сидельцев в тюрьмах, в рабочих и смирительных домах, в исправительно-арестантских ротах. Обязаны были жертвовать деньги, продукты, одежду для заключенных Купцы, достойно отслужившие сему благотворительному делу, имели право на государственные награды. Уровень влияния был высочайшим — покровителем были император и императрица, губернские комитеты возглавляли губернаторы, жены губернаторов отвечали за «дамский» комитет и помощь женщинам.

Наблюдательные комиссии в новейшей истории России появились в 1924 году наряду с появлением (достаточно бурным) исправительно-трудовых колоний в молодом советском государстве. Контроль за деятельностью самих колоний осуществляли начальник колонии, народный судья и член какого-либо профсоюза.

Даны наблюдательные комиссии просуществовали до 1934-го года. И затем были ликвидированы вообще — потому как был создан ГУЛАГ.

В 1956-м году общественные комиссии восстанавливают и передают под крыло исполнительной власти. Возглавлял комиссию по контролю, как правило, заместитель председателя облисполкома. В целом общественный контроль был символическим, конечно.

В 1997-м году — снова пауза, надолго. Жалобы заключенных в то неполное десятилетие (1997-2008 годы) выслушивал только прокурор по надзору за соблюдением законов при исполнении уголовного наказания. В 2008-м году был принят Федеральный закон «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». И это был прорыв!

Члены общественных наблюдательных комиссий могут б е с п р е п я т с т в е н н о и свободно посещать заключенных и арестованных в СИЗО, ИВС, колониях и спецприемниках, с 2018-го года — и психиатрические клиники. Срок полномочий ОНК составляет три года. Члены ОНК работают бесплатно, в свое свободное время. У них нет никаких особых привилегий и статусов. Выдвигают членов ОНК общественные организации. Их утверждает Общественная палата РФ.

***

— Иван Анатольевич, кто эти люди — члены Общественной наблюдательной комиссии, и зачем им это надо: слышать лязганье засовов и лай собак в свое свободное время?

— Я могу сказать, что люди в целом руководствуются разными взглядами на жизнь, и есть те, кому присущи чувство справедливости, активная гражданская позиция, нелюбовь (или даже — ненависть) к любым формам насилия, стремление реализовать себя, желание делать добро, наконец. Вот эти люди — с нами. В свое время мне встретились слова: «Все, что отдал, — твое». Годы спустя только узнал, что это цитата из поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Запомнились они мне. Так и живу. В нашей команде — близкие мне по духу, по убеждениям люди. Нет нечестных, нет бессовестных, нет корыстных. Другое дело, что нас мало — всего шесть человек.

Нас физически мало. Члены ОНК, например, имеют право посещать учреждения только вдвоем. Но на севере области, в Парабельском и Каргасокском районах, есть только один человек. И он, по сути, бездействует. Нам обещают довыборы осенью. Ждем.

— Расскажите, как происходят посещения. Что вы смотрите? Как вы беседуете с людьми? Действительно ли перед вами открывают любую дверь?

— Наши посещения — это уже довольно рутинное мероприятие, особенно для учреждений УФСИН. За 12 лет привыкли. Мы направляем уведомление электронной почтой в областное управление и выходим на проверку. Нам не нужны согласования, разрешения — мы идем туда, куда считаем нужным. Нас всегда сопровождает сотрудник областного управления УФСИН. Мы беседуем с заключенным, и, если наш собеседник, выражает желание поговорить наедине, у нас есть такая возможность.

Мы имеем право только слушать и записывать. Мы ничего не передаем заключенному и ничего не берем из их рук. Порой просто толкуем… По-отцовски. В ИК-3 , например, на Бактине, «сидят» совсем еще мальчишки, безотцовщина, детдомовцы. Мы не обсуждаем приговор. Мы контролируем бытовые условия, медицинскую помощь, питание, обсуждаем конфликты с соседями и администрацией, спрашиваем о желании и готовности работать, помогаем с получением пенсий. Мы никогда не спрашиваем статью Уголовного кодекса, по которой человек осужден. Это — табу. Я считаю, мы не должны знать, какая статья у человека перед тобой! Это не имеет никакого значения. Он — человек. И в этой страшенной, могущественной машине исполнения наказаний у этого конкретного человека могут быть проблемы. И мы его выслушаем. И поможем.

Мы открываем камеры штрафных изоляторов — по определению, там находятся люди, вступившие в конфликт с администрацией. А если синяки? А если били? Смотрим журнал происшествий, заходим в столовую и пробуем еду, беседуем с теми, кто написал нам.

— Вы защищены своим статусом. Членов ОНК не досматривают при входе в колонию, и это — большая ответственность. Доверие, которое важно оправдать. Проверяющие должны быть сами кристально чисты. Согласитесь?

— Мы это понимаем. Случайных людей у нас нет. Могу поручиться за каждого. Может быть, поэтому, взаимоотношения ОНК с областным УФСИН вполне рабочие, деловые. Знаю, что у наших коллег в других областях бывают серьезные барьеры с посещениями.

Вы спрашивали, все ли двери открываются перед нами? Утверждаю — все. Только нужно знать, какую дверь потребовать открыть. Наше профессиональное правило следующее: ты должен водить администрацию по колонии, а не они тебя.

Не без смущения, но расскажу, как нас в свое время обманули. Поступает жалоба. В ИК-3 — избиение. Ремнем. Огромные синяки на спине, ягодицах. Приезжаем. Приглашаем. Приходит мужчина, называет отряд, фамилию, имя. Бирка. Все как полагается. Просим повернуться спиной. Ну нет никаких синяков! Некоторое время нам сообщили, что заключенного… подменили. Наша оплошность была в том, что мы не сверились с фотографией на бирке.

— Как вам сообщили? Вам позвонили осужденные, из колонии? По мобильному телефону, который они не имеют право там иметь?

— Право не имеют, но телефоны там есть. Это общеизвестно. Я придерживаюсь такой позиции: наличие мобильной связи не нарушает права осужденных. Возможно, это нарушает Уголовно-исполнительный кодекс. Но это уже — проблемы администрации учреждений. Мой личный номер телефона, как председателя ОНК, так же, как и служебный номер уполномоченного по правам человека, так же, как номер телефона заместителя начальника областного управления УФСИН по правам человека вывешены во всех учреждениях в свободном доступе. Мы еще проверяем, не слишком ли мелким шрифтом? Всем ли будет удобно прочитать и записать?

Я еще про учреждения МВД хотел сказать. Здесь мы проверяем помещения ИВС, спецприемники для административно задержанных лиц, центр временного содержания иностранных граждан, камеры содержания задержанных ли (их еще называют «обезьянниками»). Иногда мы приходим внезапно. Звоним «02», и через пять минут мы — у дверей учреждения.

Пусть все читатели знают. Если вас задержали и поместили в КСЗЛ (комната для содержания задержанных лиц) более чем на три часа, вы имеете право на горячее питание, на питьевую воду. Вам должны предложить для сна матрас, подушку и чистое белье. С вами должны вежливо разговаривать. Если что не так — звоните нам.

У нас есть две крупные победы на «полицейском» фронте. Закрыт ИВС в Северске, который находился в цокольном этаже здания. Там не было прогулочного дворика, что не допускается правилами содержания задержанных лиц. Принципиально изменились условия содержания в КСЗЛ Кировского и Октябрьского ОВД. Убрали лавки шириной 28 сантиметров. Матрас нельзя было положить — сваливался на пол. На полу спали. Бились втроем: прокуратура, аппарат уполномоченного по правам человека, мы… Теперь — чисто, просторно, естественное освещение, одноразовое белье. На видном месте вывешены номер телефона доверия УВД , телефоны Общественной наблюдательной комиссии. Для жалоб.

— Как быстро вы реагируете на жалобы? Вы мобильны?

— Нам нужно найти двух человек, чтобы немедленно выехать в учреждение для проверки. Иногда бывает, что коллеги заняты на своей основной работе — тогда визит переносится на следующий день.

— Как часто у вас посещения?

— Практически еженедельно.

— Вот такие цифры. На первое января 2020 года 4,5 тысячи человек находились на попечении УФСИН, около семи тысяч человек в год входят и выходят из СИЗО области, порядка шести тысяч в год задерживается полицией. Среди наших читателей наверняка найдутся те, у кого есть близкие среди обвиняемых, подозреваемых или осужденных. Если возникнут жалобы на содержание, родственники имеют право обратиться в ОНК?

— Совершенно верно.

— Давайте поговорим о майском ЧП в ЛИУ-1, всколыхнувшем довольно размеренную, без видимых происшествий, жизнь исправительных колоний нашей области. Это когда, по словам заключенного, сотрудник колонии грозил ему сексуальным насилием. Потом отлучился из кабинета зачем-то. А заключенный К. выпрыгнул в окно и переломал себе ноги. Перед этим несколько человек били его, полуголого, руками и ногами. Как вы узнали об этом происшествии?

— Оперативно позвонила сестра пострадавшего, молодец. Она же написала заявление в следственный комитет. Да, для Томской области — это действительно чрезвычайное происшествие. Двое расконвоированных осужденных, отбывающих срок в колонии-поселении, работают в городе, на стройке. Выпили на рабочем месте. Нарушение режима? Безусловное. Нарушителей затолкали в ШИЗО (штрафной изолятор). На следующий день, 9 мая, трое нетрезвых офицеров решили приступить к перевоспитанию. Результат — уголовное дело по статье 286 УК РФ — превышение должностных полномочий с применением насилия или угрозой его применения.

Но нашему К. еще повезло. Он выпрыгнул со второго этажа административного здания, естественно, оказался тут же, на территории колонии. Его снова приволокли в кабинет, уже со сломанными пятками, для окончательной расправы. Но туда вовремя зашел четвертый офицер, который был трезв. Он эту расправу и остановил. И еще одна удача. В коридоре стоял осужденный и все слышал. Мы беседовали с обоими: и с пострадавшим, и со свидетелем.

— Что важно в этой истории, помимо того, что жизнь человека вне опасности и обнаглевший офицер больше не будет угрожать насилием другим заключенным?

— Важно не бояться говорить правду. Важно стоять на своем. Не бойтесь отстаивать свои права. Факты — это наша сила. На пострадавшего К. оказывалось довольно сильное давление со стороны администрации, но он держится. Он знает, что он не один. Любому из нас в сложной жизненной ситуации важно осознавать, что у нас за спиной есть поддержка, тыл. Человеку, оказавшемуся там, это необходимо вдвойне. Я рад и горжусь, и не скрываю этого — когда мне звонят и благодарят за поддержку уже после освобождения. Вот это на самом деле ценно.

Андрей Медведев, могучей силы духа парень, всячески его пытались сломить в заключении — нет, не получилось. Сейчас в Москве, работает, шлет приветы. Павел Лысак, которому сообща сбрасывались и покупали билет до Ноябрьска. Вадим Тюменцев, которому носили книги в заключение — Солженицына, Домбровского, Шаламова…

Формально помощь после освобождения, так называемая ресоциализация, вне поля деятельности Общественной наблюдательной комиссии. Но невозможно сказать человеку: пока ты сидишь — мы тебе помогаем, а как только за ворота «зоны» — решай все сам! Часто устраиваем на работу, помогаем с документами. У меня есть большое желание всем освобождающимся сообщать номер телефона Мысина Владимира Ивановича, который возглавляет комитет общественной безопасности администрации Томской области. Пусть тоже обратил внимание на граждан на вверенной ему территории. Наверное, скоро так и буду поступать. Государственной поддержки освободившимся в Томской области нет совсем.

— Сколько человек освобождается ежегодно в Томской области?

— Примерно 1 500 человек.

— Как вы работали в эти три месяца карантина?

— Только по видеосвязи вели беседы. Первое наше настоящее, живое посещение, в масках, было вот несколько дней назад, в конце июня. Побывали в Асино. ИК-2, колонии строгого режима. Асиновские проблемы остались прежними: туалеты и комнаты для длительных свиданий. В отрядах — сто человек, на это количество мужчин — три унитаза в туалетной комнате. Представляете, какие там очереди по утрам? Норма — один унитаз на 15 человек. Невообразимо мало также комнат для длительных свиданий, не хватает помещений. Права осужденных здесь явно попираются, нарушаются все положенные сроки таких свиданий.

Что мы заметили еще? Народу в колонии стало меньше. В асиновской колонии — сейчас меньше тысячи человек. Такого за все годы наблюдения я и не припомню. И эта очень хорошая ситуация со всех сторон. Сейчас есть возможность уменьшить количество человек в отряде и наладить и с п р а в л е н и е осужденных. Потому как сейчас в колониях более-менее исправно обеспечивается с о д е р ж а н и е. Исправление возложено на плечи начальника отряда, у которого 100 человек, стопка отчетов до потолка, и материальная база. Идеальное количество человек в отряде — 25. Тогда возможна индивидуальная работа, она же — воспитательная. В ИК-3 в Томске в отрядах максимальное количество — 40 человек. Уже хорошо.

К слову, о воспитательной работе внутри самого областного управления исполнения наказаний. Она изумляет. Приведу пример. Мы выявили двух оперативных сотрудников, которые «машут кулаками». Станислав Волков в ИК-3 и Алексей Рысев в СИЗО-1. Мы предупредили начальников УФСИН (в первом случае — бывшего, во втором — настоящего). Их… перевели в областное управление с повышением. Почему? Вековая, будто бы, практика среди тюремщиков. Осужденные не должны знать, что они одержали верх.

Таким образом они только развращают свой народ.

— …и постоянно наступают на один и те же грабли.

Если я попрошу вас ответить коротко — что изменилось за эти семь лет наблюдений за пенитенциарной системой в Томской области на примере вашего участия в ОНК — как вы ответите?

— Стало лучше с едой и хуже с медицинской помощью. По-прежнему «теряют» письма с обоснованными жалобами. Стало труднее освободиться по УДО. Вот так бы я ответил. Да, пожалуй, сделал бы исключение для стоматологии: сейчас зубы не только беспощадно вырывают, но и исправно лечат. СИЗО-1, Томск, начальник медицинской части врач Елена Мазур. Совершенно «гулаговское» отношение медперсонала к подследственным. Бесконечно идут оттуда жалобы. Неделями не могут унять у людей зубную боль, дать таблетку анальгина.

В целом условия содержания под стражей улучшаются, становятся более цивилизованными. В том же следственном изоляторе в камерах, где содержатся подростки и женщины, обязательно есть холодильник и телевизор (в мужских камерах — на усмотрение администрации — прим. автора). Сейчас стало возможным поговорить с родными по видеосвязи, причем родные будут находиться дома Пока практика видеосвиданий существует только в ВК-2, в воспитательной колонии для девочек. Но планируют распространить везде. И это очень важно. Потому что главное для человека в заключении — не потерять связь с родными и близкими. Главное знать, что тебя ждут.

— Есть такое мнение среди экспертов «тюремной» темы, что среди современных российских арестантов — 15-20 % безвинно осужденных. То есть при правильно вынесенных приговорах, либо — напротив — в отсутствии этих приговоров, население российских тюрем и колоний уменьшилось бы еще на порядок. Что говорит вам ваш опыт?

— Соглашусь. Начальники отрядов нам часто говорят: «Этому здесь делать нечего». Есть даже специальный термин для тех, кто попал в заключение зря, — «вопросники». Это люди, по уголовным делам которых есть большие вопросы.

— Ну… Я бы добавила, что в таком случае «большие вопросы» возникают к следователям и судьям.

— Это уже не наша сфера наблюдения. К сожалению.

От автора: Предполагается, что в сферу контроля ОНК в скором времени войдут конвойные помещения в судах и транспорт: автозаки, железнодорожные вагоны.