Спросите их, пока не поздно…
Дед мой, Орлов Михаил Федорович, ушел в армию в 38-м, двадцатилетним парнем. Служили тогда по восемь лет, и к началу войны ему было 22 года. Про войну он никогда не говорил, по крайней мере, при нас, внуках. С детства запомнилось, как иронично он относился к власти. К любой. Когда по телевизору кто-то сказал, что шли в атаку с криком «За Родину, за Сталина!», дед только отмахнулся.
- А ты разве так не кричал? – спросила его.
— Да ничего мы не кричали, — проворчал он, — бежали и стреляли. Они в нас — мы в их…
Не щадил он современных ему политиков. Как-то спросил меня:
— Хочешь, Хрущева покажу?
Я изумленно кивнула, а дед, схватившись за заплатку на сатиновых шароварах, стал подпрыгивать на одной ноге и приговаривать:
— Кому помочь, кому помочь?..
— Миша, — возмущалась бабушка, — чему ты детей учишь? Хочешь, чтобы нас посадили?
Это было во времена Брежнева, и за Хрущева никого бы уже не посадили. Но дед не щадил и Брежнева. Как только бровастый генсек появлялся на экране, дед восклицал уверенно:
— А, Ленька Брежнев! Мы с ним в мальстве в бабки играли…
И хотя понятно, что дед, родившийся в деревне Татьяновка, что стояла возле Томска, и всю жизнь, кроме военных лет, проживший в Сибири, никак не мог «в мальстве» играть с будущим генсеком, мы с братом свято верили, что дед говорит правду.
— Дед, зачем ты в партию вступал, если их всех так не любишь? — спросила я его, когда мне было лет шестнадцать, имея в виду партийную верхушку.
— Для равновесия, — ответил дед. — Лейтенант был молоденький, еврей, а я — старослужащий, и пошли мы конягу добывать. А если немец нас прихватил бы, то обоих и порешил. Его — за еврейство, меня, как коммуниста. В общем, поровну досталось бы…
Вот тут я и услышала единственный военный эпизод из жизни своего деда, хотя, судя по его наградам, было их немало. «Конягу» они с лейтенантом усмотрели еще днем: вмерзшая в лед туша лошади лежала как раз между немцами и нашими. Было это на Ленинградском фронте. Гораздо позже я узнала, что бойцы там питались немногим лучше, чем в осажденном городе. Дед ничего про голод не говорил, просто рассказывал, что написав стандартное «Считайте меня коммунистом», ночью отправился с лейтенантом за добычей. Хитростью и ловкостью они доползли до падали, привязали к ногам коняги веревку и волоком доставили до своих позиций. Немцы, которые тоже ночью отправились за тем же трофеем, увидев, что их опередили, начали стрелять. Но опоздали.
— Мы потом только из мяса и бульона пули вытаскивали, — вспоминал дед.
Это было немногословное поколение. Они трудно жили, трудно умирали — те, кто остался в живых после войны. Почему они о многом молчали? Возможно, правду бы тогда не поняли, а врать на войне они разучились…
Сегодняшние двадцатилетние вряд ли знают, что День Победы стал официальным праздником только через двадцать лет после Победы. И фронтовики стали более или менее открыто вспоминать о войне примерно через это же время. А до того жизнь у них складывалась по-разному. Помню эпизод из детства: на красноярском вокзале в углу сидят нищие. Кто с костылями, кто на тележке, кто без ноги, без руки, одетые и в военные кители, и в штатские пиджаки… И почти у каждого на груди такие же медали, как у моего дедушки.
Ценить фронтовиков стали гораздо позже, когда их становилось все меньше. Сейчас, когда солдат Отечественной осталось совсем немного, каждый фронтовик на особом учете, как золотой запас страны. Дед до этих почестей не дожил, умер в 1986 году. В детстве он нам ничего не рассказывал, а потом, занятые своими судьбами, мы уже привыкли не спрашивать. А сейчас и хочется спросить: дед, как ты встретил День Победы? Где ты был в это время — в Венгрии или Румынии? Что чувствовал, как добирался домой, кто тебя здесь встретил?
Почему ты и многие твои товарищи-фронтовики, выбрали в жены не молодых девчонок, а вдов с ребятишками, в том числе и ты, дедушка… И что такое «родной по крови» или «не родной»? Разве политая вашей (в том числе, и твоей) солдатской кровью земля не сделала нас всех кровными родственниками? Разве раннее сиротство моего отца и второе замужество бабушки не сделало тебя единственным моим родным дедом?
Но нет ответа… Дед ушел, и некому задать вопрос.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
