От Дня сирот до Дня матери
Ржавый неповоротливый бюрократический механизм грозит разрушить приемную семью из-за отсутствия томской прописки
Жила-была на севере нашей области женщина по имени Светлана. Были у них с мужем три дочери. Обычная полная семья. Но в глубине души у Светланы таилось желание взять на воспитание ребенка, мальчика. Оно появилось после того, как первая беременность окончилась трагически — смертью младенца, сына. И не исчезало с годами.
Пять лет назад Светлана увидела в районной газете в рубрике «Им нужна семья» фото девятилетнего Вани. Сердце застучало: «Это мой ребенок, мой сын!» Когда поехала через всю область за Ваней, оказалось, что у него есть еще два младших брата и сестра. Так она собрала и привезла в село Павлово под Каргаском из трех детских учреждений четверку худеньких, веснушчатых, шустрых ребят, так непохожих на собственных рослых дочек.
Начался непростой период адаптации. Дети привыкали жить в семье, привыкали друг к другу.
Трудность оказалась в другом. Однажды ее муж с тяжелым вздохом сказал: «Знаешь, Света, как ни старался, я не смог их полюбить». И супруги расстались.
Летом 2016-го из далекого поселка Светлана с детьми переехала в Томск. Подтянулись и старшие дочери. Над решением она долго думала. В Павлово — просторный дом, но нет работы. А главное, ребят с проблемами со здоровьем надо регулярно показывать врачам, лечить. Поедешь с одним, как оставить других? Нет, уж лучше в городе, где и врачи, и психологи, и школы разного уровня. Где больше возможности консультироваться по поведению мальчиков.
Устроилась на работу оператором почтового отделения. Стали снимать квартиру в Октябрьском районе. Из-за конфликта со школой в прошлом году переехали в Ленинский. Ищут жилье через агентство, заключают договор найма. Но на бумаге считаются живущими в Каргасокском районе. Надо объяснять, почему?
— Здравствуйте! Моей знакомой из района области нужно снять квартиру, — звоню я по объявлению, чтобы прощупать ситуацию.
— Какую, в каком районе? Называйте условия, подберем, — бодро отвечает мне женский голос.
— Трехкомнатную. Но знаете, она с детьми, и им всем нужна прописка по месту пребывания.
— Ну-у, это сложно… С регистрацией вообще очень редко соглашаются, а если с детьми — тем более!
Неожиданного ничего нет. Миллионы людей в стране зарегистрированы совсем не там, где они на самом деле живут. Неслучайно чаще стал использоваться термин «место фактического пребывания». Ты можешь быть прописанным в родительском доме за тысячи километров отсюда или в купленной когда-то деревенской развалюшке. Одновременно быть оформленным по месту пребывания — у родственников или друзей, согласившихся сходить с тобой в паспортный стол, а жить в третьем месте на съемной квартире.
Неудобно? Да. Не дает нормально собрать коммунальные услуги? Если в квартирах нет счетчиков расхода электроэнергии, газа и воды, то да. Хотя таких квартир все меньше. Создает трудности для различных служб: военкоматов, судов, приставов, налоговых инспекций, банков, раздавших кредиты? Несомненно.
Вносит путаницу, не позволяя сосчитать реальное число жителей города или района? Конечно! По примеру города, где я жила во время переписи 2010 года, знаю, что переписчики не смогли попасть в каждую десятую квартиру. Возможно, кто-то в городе нефтяников был на вахте. Но чаще жильцы просто не открывали двери, боясь штрафа за проживание без регистрации. А если такая пропорция — 10 % неучтенных — по всей стране? Неспроста говорили, что, при затраченных на перепись 16,5 миллиарда, она оказалась провальной. Думаете, в 2020-м будет лучше?
Нравится ли самим россиянам нынешнее положение вещей? Нет и еще раз нет, если говорить о гражданах, которые хотят жить в ладу с законом, то есть о большинстве. Потому что эти нормы действуют вопреки Конституции России и решению Конституционного суда, вопреки закону 1993 года «О праве граждан на свободу передвижения». Отсутствие несложной уведомительной регистрации мешает свободно перемещаться в поисках легальной работы, участвовать в выборах, устраивать детей в школу, получать социальные льготы, например, пособие по уходу за ребенком. И делает переезжающего гражданина России заведомо виноватым.
Вернемся к большой семье Светланы Кремер. До осени 2017-го она получала опекунские пособия и выплаты приемному родителю от Каргаска. В сентябре прошлого года ее семью приняли на учет в опеке Ленинского района Томска, перевели выплаты в город. Деньги расходовали разумно, средств на все необходимое хватало.
До тех пор, пока с начала мая их не начали начали «футболить» от одной опеки к другой. После проведенной внутренней проверки ленинский отдел снимает семью с учета и отсылает документы в Каргасок, поскольку нет бумаг о регистрации в областном центре: «Ну и что, что — договор найма? А где прописка?» А опека северного райцентра, в свою очередь, снимает с учета «в связи с неприбытием опекуна и несовершеннолетних к месту постоянного проживания» и преимущественным проживанием по адресу в Томске. То есть одни смотрят на закон с одного бока, другие — с другого.
И так несколько раз за лето. Каргасокский отдел опеки, хорошо знающий своих подопечных, все же шел навстречу. С ведома департамента по вопросам семьи и детей выплаты опекунских периодически возобновляли. Дали разрешение на то, чтобы снять часть денег с личных счетов Вани, Ильи, Паши и Тани. Это позволило подготовить ребят к школе. Удалось даже свозить всю пятерку, включая кровную дочь-шестиклассницу, отдохнуть на Алтай.
Потом наступил сентябрь, и семья вообще «подвисла». Полтора месяца, до середины октября, не были учтены ни там, ни там. Соответственно и выплат не получали. Жили на ее маленькую «почтовую» зарплату. Сколько могли подкидывали старшие дочери, у которых уже свои малыши. Живущий неподалеку добрый человек привозил одежду ребятам, овощи со своего огорода. Но чем платить за аренду жилья и коммунальные услуги? Пришлось влезть в большие долги.
— Что мне делать, скажите? — в отчаянии металась Светлана между прокуратурой, двумя опеками, департаментом и приемной уполномоченного по правам ребенка в Томской области.
— Только через суд. Пусть суд решает, что вас в ленинской опеке неправомерно сняли с учета и лишили выплат.
— Но ведь это два-три месяца. А сейчас?
— Ну, можете написать заявление, чтобы ребят определили в приют в связи с трудной жизненной ситуацией. Как разрулите, заберете назад, — отвечали ей.
— Как я могу отдать детей?! Это мои дети! Они не хотят в приют! — восклицала она. И плакала.
16 ноября Светлана Кремер пришла на прием к заместителю главы департамента по вопросам семьи и детей Вячеславу Титову. Автор этих строк была с ней для моральной поддержки. В ходе обстоятельного и доброжелательного разговора были прояснены позиции. Приемная мама поверила, что никто не заинтересован в том, чтобы забирать у нее сыновей и дочку. Что надо привести в порядок отчеты по летним выплатам с детских счетов и дождаться суда.
Легко сказать — «дождаться»! Видно было, что ее больше всего гнетет мысль: чем оплатить ноябрьскую аренду? Владелец квартиры и так ждет уже больше недели, и скоро выставит на улицу. Подростки тоже боятся этого — им не нужен никакой приют, они хотят быть дома, с мамой.
Департамент ничем помочь не мог. Выход мы с друзьями нашли в великой силе соцсетей, где можно объяснить, назвать сумму, попросить о помощи, и, если тебе верят, надеяться на поддержку.
Вера в людей не пошатнулась. За три дня из переводов друзей по Facebook, живущих и в Томске, и далеко от него, сложились 22 тысячи, необходимые для оплаты найма. И еще около трех тысяч — на комуслуги. По моему убеждению, такая поддержка правильнее, чем заваливать новогодними подарками «сироток в детдоме».
Теперь вся надежда на то, что рассмотрение в суде пойдет без больших задержек. Что к декабрю выплаты «опекунских» и вознаграждения приемного родителя возобновятся, а потом вернется задержанное.
Во второй понедельник ноября в мире отмечается День сирот. А в последнее воскресенье месяца — международный День матери. Всего две недели отделяют в календаре эти дни. И жизнь целой семьи, как на качелях, колеблется между спокойным и уважаемым материнством и угрозой того, что не по твоей вине детей заберут. А все потому, что «без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек».
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
