Виктор Мучник: «Может фидеру и надо было случиться»
Шумная история с возможным закрытием телекомпании ТВ2 вышла из острой фазы. Красочные фоторепортажи с митингов и пикетов сменились скупыми сводками о предстоящих судебных заседаниях. Тем не менее, в этой истории по-прежнему остаются белые пятна. Не было ли все это простым совпадением? Если это заказ, то откуда: из Томска или из Москвы? Почему не было организовано резервное вещание? Главный редактор ТВ2 Виктор Мучник охотно согласился еще раз поговорить об этой истории. И даже сделал неожиданное признание: полуторамесячное отсутствие эфира отчасти пошло телекомпании на пользу.
— Виктор Моисеевич, вы сначала придерживались версии, что фидер сломался сам по себе, потом заговорили о политическом давлении. Сейчас вы можете точно сказать, а была ли поломка?
— Сломанного фидера ни я, ни технические специалисты телекомпании так и не увидели. Нас так и не допустили на ОРТПЦ. Сослались на то, что телебашня — их собственность, что это режимное учреждение. Впрочем, на мой взгляд, настоящая это была авария или нет, непринципиально. Куда более важную роль в этой истории сыграло предписание Роскомнадзора, пришедшее к нам через месяц после остановки эфира, аккурат в день рождения телекомпании. Документ требовал от нас восстановить эфирное вещание до окончания ремонта на ОРТПЦ, грозя в противном случае отзывом или приостановкой лицензии. Абсурд ситуации был очевиден. Именно тогда мы окончательно убедились, что имеем дело с попыткой уничтожения телекомпании.
— Однако второго предписания так и не последовало. Вы не раз публично заявляли, что это результат развернувшейся кампании в защиту ТВ2. Но ведь можно допустить и другую версию, что предписание Роскомнадзора проявление обычного формализма, а не какого-то злого умыслом. По-вашему, это исключено?
— Я не любитель теорий заговоров, но в истории с фидером действительно убежден, что это не могло быть случайным стечением обстоятельств. Во-первых, после аварии на ОРТПЦ мы десять дней не могли связаться с директором этой структуры: наш давний партнер не отвечал ни на городской, ни на сотовый телефоны, для него это не характерно… Во-вторых, Роскомнадзор был в курсе, что мы отсутствуем в эфире не по своей вине — мы уведомили эту структуру о ситуации официальным письмом. В-третьих, фидер сломался 20 апреля, а отремонтировать его обещали к 15 июня, то есть почти через два месяца. Все технические эксперты, с которыми мы консультировались, утверждают: для устранения такой поломки это — запредельно большой срок.
— Даже с учетом того, что госструктура обязана закупать комплектующие, организуя конкурс?
— Да, даже с учетом этого. Кроме того, нам достоверно известно, что ситуация стала отыгрываться назад после того, как определенные сочувствующие нам люди в Москве встретились с высокопоставленными представителями федеральной власти… Не буду называть фамилий, но после этих встреч и позиция Роскомнадзора смягчилась, и фидер вдруг отремонтировали даже быстрее, чем обещали. Была и еще одна деталь: за несколько месяцев до истории с фидером в Интернете стали активно распространяться анонимные бредовые публикации о ТВ2. Мы не в первый раз оказываемся под ударом, и предыдущие атаки на телекомпанию начинались с таких же вбросов.
— Узнали про себя что-то новенькое?
— Да нет. Тексты так себе. Доводилось читать и более основательно написанный компромат. По содержанию ничего нового: обвинения в связях с ЦРУ, Госдепом, Ходорковским, Моссадом, областной администрацией… В общем, эксплуатируются давно известные мифы, которые мы уже сто раз комментировали. Внутри коллектива появление этих текстов стало поводом для шуток. В то же время мне было понятно, что таким образом кто-то намекает нам на возможные неприятности. Так что мы готовились к тому, что возможно, что-то будет ... Внесли коррективы в свою работу.
— Какие именно?
— Обычные шаги по снижению юридических рисков. Журналисты стали чаще сверять тексты сюжетов с нашей юридической службой. Специалисты, ответственные за сетку вещания, стали жестче контролировать продолжительность рекламы в нашем эфире — следить, чтобы нигде лишняя секунда не проскочила. Но технико-юридическую коллизию, которая возникла после поломки фидера, предусмотреть было сложно.
— В Интернете циркулировала версия, что проблему можно было снять в зародыше, оплатив резервное вещание, но якобы ТВ2 поскупилось. Было такое?
— Не было. До поломки с нами эту тему никто никогда не обсуждал. А когда все закрутилось, мы стали задавать вопросы: а как же резерв? Связисты стали нам отвечать, что вот, резерва нет, так как он стоил бы вам очень дорого. Но ведь ОРТПЦ никогда и не предлагал ничего подобного, сумм конкретных никто не озвучивал, даже разговоров не велось: что вот, имейте в виду, возможно всякое, поэтому давайте вложитесь, с вас столько-то… Разумеется, учитывая возможные риски, мы были бы готовы на какие-то дополнительные траты. Но таких переговоров не было. Был только контракт, по которому мы были обязаны оплачивать услуги связи, а ОРТПЦ — их поставлять.
— Порядок обеспечения резервного вещания в этом документе отдельно прописан не был?
— Нет. Теперь мы хотим, чтобы такие пункты были внесены договор, а также, чтобы возможность резервного вещания появилась на ОРТПЦ де факто. Однако, по всей видимости, диалог на эту тему там придется вести через суд.
— Насколько я понимаю, судебные разбирательства у вас сейчас идут веером — по нескольким направлениям. По каким конкретно?
— Самое простое — иск о взыскание убытков в рамках действующего договора. Здесь есть четкая сумма — около 360 тысяч рублей, ОРТПЦ она не оспаривается, они ее исправно выплачивают. Суд здесь — формальная процедура. В то же время наши реальные убытки за период отсутствия в эфире существенно выше — там счет идет не на сотни тысяч, а на миллионы.
— Откуда такая разница?
— Аварийные перебои с вещанием у нас случались и раньше, но они приводили к остановке эфира максимум на несколько часов. Заложенные в договор санкции нас не вполне устраивали, но это не было таким уж принципиальным вопросом — поломки случались нечасто и никогда не приводили, например, к полному срыву рекламного контракта или пересмотру рекламного бюджета кем-то из клиентов.
Полуторамесячное отсутствие эфира — ситуация другого уровня. Мы благодарны рекламодателям, которые работали с нами, несмотря на возникшие сложности. Но можно понять и тех, кто в связи с этим скорректировал партнерство с нами: кто-то вообще отказался от размещения рекламы, кто-то сократил ее объем. Такие убытки будут рассматриваться в отдельном судебном процессе. Точную сумму, на которую будет заявлен иск, назвать пока не готов, так как мы будем требовать возмещения только тех недополученных доходов, которые сможем подтвердить документально. Их обсчет пока не закончен.
— Это все?
— Еще есть иск к Роскомнадзору — об отмене выданного предписания о несоблюдении лицензионного договора.
— С одной стороны вы проводите работу по снижению юридических рисков и в то же время отправляете съемочную группу на Украину, тем самым риски очевидно увеличивая…
— Едва ли наши украинские репортажи были причиной того, что произошло. Убежден, что корни у истории с фидером местные, а не федеральные. А местных историй было много, сложно сказать, какая из них стала последней каплей.
Например, я точно знаю, что многих очень напряг инцидент в Белоусово, с точки зрения властей, мы освещали его не должным образом. Были и другие сюжеты, вызывавшие нервную реакцию… Но предполагаю, что ключевая проблема не в отдельных репортажах, а в нашей редакционной политике, в том, что нам невозможно что-то приказать, что мы умеем противостоять давлению. Вот те же киевские сюжеты посчитали нужным снять, съездили и сняли.
— Стоило ли? Все-таки это не местная тематика… Ведь очевидно, что украинские репортажи вполне могли лечь на стол некоему уполномоченному федеральному чиновнику и стать лишним аргументом в пользу того, что вам надо «сломать фидер».
— Это версия. Может, было так, может — по-другому. Если об этом думать, то надо было и Белоусово тогда не снимать и другие нашумевшие томские истории… И вообще, проще не работать. От всего не застрахуешься.
Я могу лишь сказать, что киевские сюжеты были достаточно взвешенными. Перед отправкой мы обсудили, что поговорить нужно будет и с теми, кто стоит на майдане, и с «Беркутом», я даже написал официальную бумагу руководству этой структуры. Однако обстановка в Киеве накалилась, интервью с силовиками сорвалось… Поэтому наши ребята специально съездили в Харьков, чтобы побеседовать с теми, кто против Майдана, чтобы дать и ту точку зрения тоже, она была представлена в репортажах . Специально еще одного из авторов — Дениса Бевза — пригласили в студию комментировать снятое, чтобы дополнить картину разными важными деталями. Другое дело, что в целом тональность и основной посыл наших сюжетов отличались от того, что показывали в тот момент по федеральных телеканалам.
— Как бы вы сформулировали разницу?
— Из наших сюжетов следовало, что да, на Майдане есть националисты, но все же большинство собравшихся там — обычные граждане, которые просто достала власть, которая ничего не создает, а только врет и ворует. И в этом люди с Майдана в чем-то очень схожи с жителями Харькова. Наши сюжеты были про то, что эти люди не такие уж враги друг другу, проблему они видят в одном и том же, просто по-разному представляют ее решение… Во всяком случае, на тот момент это было так…
— Сейчас, когда на Украине фактически идет гражданская война, где гибнут в том числе и сотрудники СМИ, вы бы отпустили туда своих подчиненных?
— Туда — это куда? Украина теперь разная… Впрочем, девчонок не отпустил бы точно. Мужиков, если бы сами вызвались, может быть… В Чечню ведь в свое время ездили. Но в такой поездке сейчас придется столкнуться с большой проблемой: отработав на одной стороне конфликта, получить доступ к представителям другой будет почти невозможно. В таких условиях нормальная медийная работа предполагает наличие двух съемочных, работающих по разные линии фронта и в совокупности дающих сбалансированную картину.
На мой взгляд, именно так должны работать все федеральные телеканалы, но этого не происходит ни в России, ни на Украине. И в этом очень большая ответственность медиа: это война во многом создана телевизором, в котором, увы, работают не журналисты, а пропагандисты.
— Западные СМИ лучше?
— В западных медиа , насколько я могу судить, так или иначе представлен достаточно широкий спектр мнений по украинскому вопросу. Некоторые поверхностны и ошибочны, некоторые — бесконечно тенденциозны и несправедливы… Но принципиально важно, что эти мнения — разные. У нас же в подавляющем большинстве федеральных СМИ господствует единая точка зрения и тональность. На мой взгляд, в долгосрочной перспективе такое положение дел вредит не только самим медиа и обществу, но и власти: зачищая медийное пространство, руководители государства лишают себя обратной связи, и, как следствие, страховки от неверно принятых решений.
— А нужны ли аудитории эти разные точки зрения? Вот если вернуться в Томск, то так ли уж охотно вас поддерживали рядовые томичи? Ожидали большего?
— Как раз наоборот, ожидал меньшего. Вообще, эти полтора месяца для меня и для нашей команды были и очень тяжелым, и в тоже время очень радостным временем. Радостным потому, что мы четко ощутили, что работаем не в пустоту, что представляем ценность даже для тех, кто не всегда согласен с тем, что мы делаем. За нас переживали и коллеги, и обычные жители Томска, кто-то звонил, кто-то подходил на улице. И всем этим людям мы бесконечно благодарны. Что до численности акций в нашу поддержку, то считаю, что по меркам Томска народу было много. Первый пикет собрал человек 800, последний митинг под проливным дождем — около 400. Обычно на политические акции народу приходит максимум человек 30.
— Поговаривают, вся эта история вообще была такой хитрой промо-акцией с вашей стороны.
— Да. Слышал такое. Действительно, прогремели на всю страну, хотя такой славы, конечно, даром не нужно. Кроме того, получилось такой своеобразный тим-билдинг: за эти полтора месяца мы все как-то встряхнулись, сплотились и очень весело и дружно этот непростой период отработали. Это тоже из позитивных итогов.
— Как прокомментируете слух, что атака на ТВ2 могла быть выгодна губернаторскому телеканалу?
— Не возьмусь говорить на эту тему. Могу лишь отметить, что был немного огорчен высказыванием губернатора, смысл которого сводился к тому, что телекомпания ТВ2 пусть решает свои проблемы в судах, а трудоустройству журналистов при необходимости мы, мол, поспособствуем. Почему-то многие наши сотрудники восприняли это как приглашение поработать в команде губернаторского телеканала и, так скажем, слегка обиделись.
— Отслеживаете работу этого конкурента?
— Не очень системно. Но в целом, если этому телеканалу не будут искусственно создавать слишком больших преимуществ в получении информации, в его появлении нет ничего плохого. В телевизионном пространстве Томска, действительно, не достает конкуренции. На рекламном рынке, конечно, и без них тесно, но не думаю, что появление еще одного оператора здесь радикально перекроит рынок.
— А нет опасений, что в будущем этот телеканал похоронит ТВ2, обойдя его в конкурсе за право вещать в третьем мультиплексе?
— Все не так драматично. Для региональных телеканалов переход на цифровое вещание в очередной раз отложен. История с третьим мультиплексом смещается, кажется, уже в 2018 год. Правила игры до сих пор не определены.
Кстати говоря, история с фидером в определенном смысле опять-таки сыграла нам на руку: позволила протестировать, сможем ли мы работать, вещая только через кабель. Теперь мы знаем, что такая схема вполне жизнеспособна. Уже сейчас в Томске около 60 % аудитории смотрят телевизор через кабель, а через четыре года эта цифра будет еще больше.
За попадание в третий мультиплекс мы, конечно, поборемся. Но даже если предпочтение будет отдано кому-то другому, у нас будут альтернативные варианты развития. Так что, может быть, фидеру и впрямь стоило случиться.
