Александр Постников: «Театр «Индиго» открыт не только для глухих»
С Александром Постниковым, художественным руководителем школы-студии-театра «Индиго», мы встретились за кулисами Театра драмы, в котором его подопечные репетировали спектакль «Злоумышленники». Постановку по рассказу Антона Чехова коллектив подготовил к десятому областному театральному фестивалю «Маска», который стартовал в нашем городе 15 мая. Театр, где актеры — слабослышащие и глухие ребята, а также инвалиды с ДЦП, сегодня является чуть ли не единственным особым профессиональным театром в стране. На одной сценической площадке актеры с ограниченными возможностями играют совместно с профессиональными актерами других театров Томска. Отсюда и уникальность театра, которая заключается в синтезе «живого» текста, зачитываемого на микрофон, жестового языка, понятного лишь инвалидам по слуху, а также в сочетании музыки, пластического и кукольного театров и других жанров. Как и всякому некоммерческому проекту, «Индиго» пришлось пережить массу перипетий, главная из которых — финансовая — продолжается и по сей день. На что сегодня существует театр и каковы его дальнейшие перспективы — об этом порталу рассказал сам Александр Постников.
— Александр Федорович, говорят, что идею основать театр, в котором играют инвалиды, вам навеял мистический случай…
— Можно сказать и так. Дело было в 90-е годы, тогда я жил в Петербурге и, помимо актерского мастерства, изучал хлынувшую с Запада литературу, посвященную разным мистическим делам. Однажды я встретился с одной своей знакомой, ясновидящей. Сидим мы, беседуем, а она нет-нет, да и вскинет голову кверху, будто что-то увидела. А потом вдруг и говорит: ты сделаешь театр, который еще не существует.
Эта идея надолго засела в моей голове. Как раз в это время я узнал о детях индиго — талантливых, неординарных, с интеллектом, намного превышающим обычный. И в какой-то момент возникла идея создать театр, в основе которого будет синтез разных жанров: пластика, куклы, драма со всеми ее атрибутами — текстом, музыкой, песнями, стихами и т.д. А в роли актеров — не только профессионалы, но и талантливые люди с ограниченными физическими возможностями. В частности — инвалиды, имеющие ограничения по слуху или по движению. Среди них немало одаренных, творческих натур, и зачастую им негде проявить свои таланты. Согласитесь, что инвалиды имеют право быть не только обувщиками или владеть навыками швеи. Их возможности безграничны. Тем более, что большинство инвалидов — люди глубоко чувствительные. Им просто надо помочь включиться в жизнь общества. А через сценическое мастерство они смогут преодолеть страх перед социумом и научиться естественному выражению эмоций.
— Значит, идея зародилась в 90-е годы, а сам театр возник в 2005 году. Почему понадобилось столько времени?
— К сожалению, не все зависело от меня — камнем преткновения стали чиновники от культуры, которые никак не верили или не хотели верить в то, что идея театра с участием инвалидов претворима в жизнь. Собственно, именно поэтому и возникла автономная некоммерческая организация «Индиго». Когда я обивал пороги областного департамента культуры, там сидели совершенно непробиваемые чиновники. Сначала они просили написать проект театра. Потом требовали его дополнить. Потом посылали в «белый» дом — так, на всякий случай, вдруг что выгорит. А потом и вовсе перестали меня принимать. Эта эпопея длилась больше года, пока я не сказал: все, хватит! Пошел по знакомым, нашел какие-то деньги — надо было печать заказать, юристу заплатить за консультацию — и зарегистрировал «Индиго» как юридическое лицо.
Зимой 2006 года дал по городу известие о наборе в школу «Индиго». Приходили как инвалиды с ограничениями по слуху или движению, так и здоровые ребята. Мы объясняли, что у нас они обучатся актерскому мастерству, сценическому движению, танцу, речи — всему, чему учат профессиональных артистов театра. Наконец, были сформированы группы, куда вошли здоровые ребята, инвалиды и юные воспитанники школы-интерната для глухих и слабослышащих. Всего порядка 60 человек. Часть ребятишек занималась в зрелищном центре «Аэлита», часть — в деревянном здании на Ванцетти, 14, где мы могли репетировать в любое удобное для нас время. Потом дом сгорел. Долгое время у «Индиго» не было собственной крыши над головой. Только с января этого года мы стали клубным образование зрелищного центра «Аэлита» и на время это решило вопрос с помещением для репетиций и сценической площадкой.
— Что было дальше?
— А дальше был Олег Владимирович Попов, который возглавил департамент культуры. Только с его приходом дело сдвинулось с мертвой точки. Он принял меня буквально на следующий день после своего назначения. А еще через три дня подписал приказ о наборе в областной колледж культуры и искусств восьми человек из глухих и слабослышащих, чего я добивался целый год.
Прошло время, Попов уволился, и мне выдали бумагу, где написано: принять на курс, причем не актерский, который я просил, а режиссерский, восемь человек. При этом речь шла только о слабослышащих. А это уже совсем другая история. Слабослышащий в нашем понимании — человек, который частично слышит. Значит, сурдопереводчик не нужен, жестового языка не будет и т.д. А у меня из этих восьми ребят слабослышащих пятеро и трое глухих. Немалых усилий мне стоило отстоять прежний проект курса для инвалидов. Оппоненты давили на то, что в колледже нет специально подготовленных преподавателей, что на оплату услуг сурдопереводчика нет денег. В итоге на курс поступили девять человек — все, кроме одной, на бюджет. В 2010 году ребята благополучно закончили обучение. Сегодня это профессиональные актеры, имеющие соответствующие. Кроме этого, в Томске впервые была разработана профессиональная методическая база для обучения театральному мастерству инвалидов по слуху. В Федеральном агентстве по образованию за проект «Актерское мастерство» мы получили диплом лауреата I степени.
— Насколько я знаю, до выпуска дошли не все…
— Да, дипломы получили лишь шестеро. Сразу через месяц после поступления от нас ушла девочка — у нее не было денег платить за учебу. Я просил выделить еще одно бюджетное место, но нет — не положено и все. Потом нас покинула еще одна девочка. Ей также не хватало денег на жизнь, пришлось бросить учебу и пойти работать на конфетную фабрику. А актрисой могла быть замечательной! Потом ушел парень, но вернулся через три месяца. Однако по правилам колледж уже не мог его восстановить. Ребята-инвалиды часто думают, что, уйдя из театра, легко найдут работу. Хотя в реальности вариантов для них немного: обувщик и швея. Еще и не каждый работодатель захочет принять на работу человека с ограниченными физическими возможностями.
— В этом году будет набор ребят на тот же курс?
— Вряд ли. Хотя у нас в студию пришли новые ребята, очень талантливые. Понимаю, что опять нужно идти в областной департамент культуры, просить о наборе нового курса, и вновь встанет вопрос о том, кто будет его оплачивать… Это все очень утомительно и отвлекает от основной работы. Сверху необходимо понимание того, что нам нужен смешанный курс, организованный по принципу инклюзивного образования, когда слабослышащие, глухие и здоровые дети учатся вместе. Последние начинают понимать жестовый язык, а первые лучше выходят на контакт в непривычной среде, становятся более раскованными, перестают стесняться своей физической неполноценности.
Одна из задач нашего театра — расширить зрительскую аудиторию. Чтобы на наши спектакли могли прийти не только инвалиды, но и здоровые люди. И видя, как работают актеры с ограниченными физическими возможностями, видя зрителей в колясках, они начинают все происходящее воспринимать иначе. То есть идет адаптация не только ребят-инвалидов, но и общества к инвалидам.
— Насколько это сложно — работать с актерами-инвалидами? Как им удается наладить контакт со здоровыми коллегами по труппе и со зрителями?
— В этом смысле нам очень помогает Наталья Онищук, наш сурдопереводчик, один из лучших в стране. Она — тот посредник, без которого бы мы не смогли нормально контактировать с актерами и зрителями. Проблема в том, что в спектаклях используется жестовый язык. При этом в школе-интернате детям запрещают общаться на нем. Потому что жестовый язык до сих пор не признан одним из языков России. Так что обучение в школах идет на тактильном языке, то есть по буквам. В жестовом языке насчитывается чуть больше полутора тысяч слов. Дальше все зависит от сурдопереводчика. А чтобы обыкновенному зрителю было понятно происходящее на сцене, мы используем живой голос, который «считывает» жесты актеров и трансформирует их в речь. В некоторых наших спектаклях используется только пантомима, например, в постановке «Из жизни манекенов». Такой спектакль понимает и зритель с ограничениями по слуху, и здоровый человек.
— А много ли людей, не имеющих ограничений по здоровью, приходят на спектакли театра «Индиго»?
— Довольно много. Бывает, зал делится пополам: первая половина — инвалиды, вторая —обычные зрители. Приходят и колясочники, но им сложнее передвигаться по городу, поскольку он не оборудован под их потребности.
— Тема инвалидов в нашей стране — одна из самых злободневных. Получается, что «Индиго» — в первую очередь социальный театр?
— Думаю, в этом утверждении есть свой смысл. Об инвалидах у нас много говорят, вроде для них действуют какие-то правительственные программы... Но что-то я их не вижу. Финансирование, которое сегодня есть у нашего театра, является минимальным. Его хватает лишь на мизерные зарплаты — к примеру, глухой артист получает 3700 рублей. Это даже не прожиточный минимум! При этом постановочных — это средства на костюмы, реквизит, декорации, звуковое сопровождение и т.д. — нет вообще. Спектакль по Чехову нам помог подготовить ректор СибГМУ Вячеслав Новицкий, который выделил средства на приобретение костюмов, декораций и оборудования. До этого театру неоднократно помогали директор областного аптечного склада Артур Тлюняев и другие неравнодушные люди.
— А как насчет ведомства Андрея Кузичкина?
— Департамент культуры неоднократно выделял нам деньги для поездок на фестивали различного уровня. В прошлом году губернатор Виктор Кресс приобрел на благотворительном аукционе наш сертификат за 250 тысяч рублей. На эти деньги мы купили энергосберегающий театральный свет и звуковую аппаратуру, необходимую для выездных спектаклей. Однако не все так гладко. Аппаратура, приобретенная на губернаторские деньги, сегодня хранится в подвале Областного аптечного склада, поскольку в «Аэлите» нет возможности разместить дорогостоящие приборы.
— В конце прошлого года ходили слухи о вашем закрытии...
Эти слухи едва не стали былью. Спектакли приносят очень мало прибыли. Нас часто просят выступить от того или иного общества инвалидов или от соцзащиты и, конечно, это не оплачивается. Но нам нужно платить людям зарплату, шить костюмы, мастерить декорации… По сути, работать над новым спектаклем можно, начиная с 30 тысяч рублей. В прошлом году, когда ситуация стала критической, я неоднократно обращался в разные ведомства с просьбой найти финансирование для театра в размере семи миллионов рублей в год. На них мы могли бы приобрести необходимую аппаратуру, платить нормальную зарплату актерам и может даже купить землю, чтобы начать строить свое здание. Оказалось, что я прошу слишком много. В итоге на заседании гордумы приняли решение сделать «Индиго» клубным образованием «Аэлиты» с финансированием из бюджета городского управления культуры.
— Идеальное место для вашего театра — какое оно?
Я всегда думал, что мой театр должен находиться в особом пространстве. И здание в виде пирамиды подходит как нельзя лучше. Известно, что форма пирамиды несет определенное энергетическое содержание. Она видоизменяет пространство вокруг себя. Цветы растут лучше, конфликтов становится меньше. Заимейте в Томске одну пирамиду и получите благо. В идеале, конечно необходимо создать некую модель театрального центра для людей с ограниченными возможностями, который бы занимался поддержкой и развитием самостоятельной культурной деятельности людей с нарушениями развития. При центре был бы возможен набор на обучение в школу и студию «Индиго» детей с различными физическими возможностями. Это могут быть подростки с нарушением слуха, зрения, диагнозами «ДЦП» и «аутизм».
Объединив наши наработки и опыт коллег из других особых театров России, обучение инвалидов всех групп можно вывести на профессиональный уровень и дать им возможность специализированного обучения в колледже культуры и искусства. Уже после обучения в колледже ребята принимаются в театр «Индиго» и начинают участвовать в собственных театральных проектах и фестивалях российского уровня.
— Не боитесь, что когда-нибудь у вас опустятся руки?
—Пока жив, буду работать. В этом году новый курс в колледже взять не смогу — слишком много забот. Мне проще самому воспитывать актеров, но я понимаю, что одному бороться с этой системой сложно. И здесь моим партнером может стать Елена Изофатова и фонд «Обыкновенное чудо», который помогает детям с ДЦП. Мы уже беседовали с ней на эту тему, и я предложил совместный проект — создать что-то вроде школы-студии-клуба-театра. Но для этого нужна своя площадка. Если у нас с Еленой получится пробить театрализованный центр для инвалидов, мы получим то место, где их способности смогут наконец-то проявится в полную силу.
