О чем молчит губернатор

Томский губернатор Сергей Жвачкин все-таки демонстративно проигнорировал очередную годовщину своей инаугурации. Кто забыл, этот день сегодня.

Не то, чтобы я ждал, что он вспомнит. Нет. Когда я был женат, тоже никак не мог запомнить дату свадьбы. И это нормально, если ты не помнишь только это, не путаешь женских имен в постели, иногда варишь ей кофе, потом вкусный суп, угадываешь с цветами и детьми и, в принципе, понимаешь, чем она дышит рядом с тобой. Поэтому мне напоминали заранее.

О том, что у губернатора годовщина инаугурации, я ему напомнил еще на позапрошлой неделе, когда стало окончательно понятно, что официальные СМИ эту тему с одобрения «белого» дома мять не собираются. Поскольку Жвачкин, как известно, иногда лично бесконтрольно «юзает» местные информационные интернет-ресурсы, он в курсе, что в Томске все, кроме официальных СМИ, про годовщину его инаугурации помнят. И его молчание в эти дни красноречивее слов. О чем молчит губернатор?

Когда бессвязные информационные тупики мэра Кляйна объясняют тем, что тот копирует манеры губернатора, это правда. Но это правда до той самой пломбы, которой скрепляют большие конверты из портфелей прапорщиков правительственной фельдъегерской службы. Потому что кредиторы мэра Ивана Кляйна — это песок, который сыпется из щелей мешка, свернутого с четырех сторон за уголки от Стрежевого до Томска и от Тегульдета до Катыльги.

Губернатор не может сказать вслух о том, что экономика области оказалась для него минным полем. Потому что банкротства местных заводов, одного за другим, — это не сговор владельцев и не наследство Кресса, а издержки современного государственного капитализма, типичным представителем которого и является нынешний томский губернатор. «Чистильщики», которых он привел с собой в администрацию, рассказывают нам, что разгребают балансы компаний, но ровно до тех пор, пока пассивы баланса не упираются в двери следственного комитета.

И еще он молчит, потому что не знает, как тратить деньги в условиях их дефицита. Напомню, дефицит регионального бюджета более трех миллиардов рублей. А это не просто делать человеку, который о финансовых лимитах последний раз слышал в конце 80-х, когда возглавлял одно из основных подрядных предприятий «Томскнефти» — компанию «Томснефтестрой».

Нынешнего томского губернатора воспитал госкапитализм и только. Причем, госкапитализм сырьевой, где топ-менеджмент госкомпаний изнывает от избытка бонусов, «золотых парашютов» и бесконтрольности расходов. Где эффективность — не синоним продуктивности. Потому что между затратами и результатом — пропасть. Там другая эффективность, которую просто некому доказывать, не надо отчитываться перед инвесторами и частными акционерами. Потому что акционер только один.

По большому счету, после перехода на госслужбу акционер у Сергея Жвачкина остался прежний. И в этом смысле для него тут мало что поменялось за эти два года. Он по-прежнему в орбите интересов госкомпаний, на которые работал последние двадцать лет. И это, как мы видим, взаимно: в последние два года «белый» дом все активнее участвует деньгами бюджета, например, в программах «Газпрома» и связанных с ним компаний.

При этом «белый» дом открыто стал конфликтовать с частным бизнесом. Назовите мне примеры нового партнерства частного бизнеса и администрации Жвачкина? Их нет. А, знаете, почему? Потому что для главы любой госкомпании частный бизнес вокруг — это или присоска, или прокладка, или прачечная. Или, в лучшем случае, алкогольный бутик. Все.

Бывший губернатор Виктор Кресс никогда не мог дотянуться до крупных госкомпаний. Ему практически ни разу не удавалось это сделать даже через правительство и Кремль, поэтому те Кресса постоянно обманывали даже в мелочах.

Помните, как создавалась компания «ТГК-11»? Чиновники и подчиненные Чубайса клялись ему, что генерирующую компанию зарегистрируют в Томске. А когда Кресс расслабился, ее зарегистрировали в Новосибирске, потому что именно там жил гендиректор «ТГК-11» Сергей Кожемяко и человек, который собирался компанию купить — нынешний министр открытого правительства Михаил Абызов. Успешно Кресс лично договаривался только с «ЮКОСом» Михаила Ходорковского, но это была частная компания.

Нынешний губернатор демонстрирует, что может дотянуться до госмонополий напрямую, без правительственных посредников. Верю охотно. Я просто не очень понимаю последствия этих возможностей сегодня. Собственно говоря, в поведении компаний на территории не изменилось ничего: прибыль вымывается, деньги аккумулируются в материнских компаниях в Москве, налогооблагаемая база не растет, а, наоборот, оптимизируется. Но губернатор об этом молчит.

Молчит, потому что на потребительском уровне населения региона его способности дотягиваться до первых лиц монополий оказались бесполезны и бессмысленны. Объясню.
Рынок бензина в Томске делят «Газпром» и «Роснефть». Тепловая и электроэнергия под контролем госкомпании «Интер РАО», которой принадлежат доли в «ТГК-11» и «Томской энергосбытовой компании». Еще есть «Росатом», владеющий ЗАТО Северск, и «Транснефть», у которой труба и насосы. Не буду разжевывать, но вы тут все со своей бытовухой про ОДН, цены на бензин и газификацию не к месту. Не портите воздух.

Я не хочу сказать, что за последние два года Томская область все больше начинает напоминать собой одну большую бензоколонку для РФ. Нет. Мы тут внутри с губернатором можем идентифицировать себя по-другому, скрипеть вузами и клюквой, но для госмонополий мы с этой своей идентификацией все равно будем аниматорами на колонке.

Губернатор молчит, потому что прекрасно понимает, что такую региональную экономику нельзя диверсифицировать рыбой. Когда по пятницам столовая «белого» дома собирает ему стокилограммовый паек на охоту, он понимает это отчетливее и отчетливее. Сегодня, спустя два года, ему здесь очень уютно в окружении госкомпаний. Это безопасно и никаких рисков, связанных с переделом собственности. Истории с Иткиным и беглым депутатом Кравченко теперь унылый анахронизм.

Поэтому пусть молчит. Я все это сегодня услышать от него не хотел бы уже. Потому что тогда никакой идентификации уже не надо, а ведь тут полно тех, кто еще надеется. Эти вещи можно усвоить только медикаментозно. Но, чтобы дошло до этого, нужен хотя бы диагноз. Ставить его через два года, когда наступила ремиссия, слишком поздно.