Лицом к проблеме (фото)
В начале июня клиника НИИ микрохирургии отчасти напоминала детский санаторий: малышня на трехколесных великах рассекает по коридорам и играет в мяч; те, кто постарше, шушукаются на лавочках; мамы, приехавшие со своими чадами, знакомятся друг с другом, рассказывая истории сыновей и дочек… Истории разные и в то же время одинаковые — истории болезни.
НИИ микрохирургии стал одним из крупнейших центров хирургии врожденных пороков лица в 2000 году. С тех пор здесь во время благотворительных акций совместно с американской организацией Operation Smile и немецким представительством международной организации Interplast было прооперировано более 600 детей и подростков с дефектами лица и конечностей. Бесплатно, разумеется. В рамках благотворительной миссии «Интерпласт» в этом году микрохирурги помогли почти 30 пациентам. Самому маленькому — восемь месяцев, самому старшему — 19 лет.
— Нас тут хорошо приняли, мы довольны всем, — делится Анчимаа, выходя из перевязочной. Она со своим сыном Доржу приехала из Кызыла.
— А я не доволен. Не хочу сюда больше приезжать — мне здесь руку разрезали!
Доржу сердится. Объясняет: врачи его обманули. Сказали, что всего один укольчик поставят, а когда очнулся, оказалось, что сделали операцию.
— Зато красивый теперь будешь, — утешаем его вместе с мамой.
Доржу сейчас шесть лет. Он недавно «выпустился» из детского сада, осенью в первый класс пойдет. Проблема с левой рукой у него с рождения — она короче правой, и пальчики были сросшимися. Теперь их разделили — ортопед из Кызыла, который наблюдает мальчика, посоветовал попробовать попасть на благотворительную акцию в томском НИИ микрохирургии.
— Сын у меня и читает, и пишет хорошо, а вот на компьютере играть было тяжело ему. Ну и в садике, конечно, ребятишки дразнили. А теперь нам обещают, что со временем произойдет полное восстановление. Медицина-то все дальше идет, — Анчимаа гладит Доржу по голове.
— А вашей девочке сколько лет? — спрашиваю остановившуюся рядом женщину.
— Это мальчик, Тамерлан, — отвечает она.
У трехлетнего героя из Тывы — косичка. Он вообще воспитывается в национальных традициях. Очень любит лошадей и уже ездит верхом под присмотром взрослых. Травма руки, конечно, очень мешает — в 11 месяцев Тамерлан получил сильный ожог.
— С тех пор каждый год его оперируют, чтобы разделить пальцы, и эта операция, наверное, не последняя, — говорит мама.
В томской клинике микрохирургии в эти дни много детей из других регионов.
— В нашей области мы более-менее «вычистили» таких больных, а вот в соседних их еще столько… Кстати, мы, проводя подобные операции, вышли на понятие «функциональная хирургия». Это означает, что надо не просто закрыть дефект, а сделать это с учетом особенностей расы, национальности, родного языка пациента. Взять простую вещь — как формировать нёбо у людей разных национальностей. Это имеет колоссальное значение! Допустим, речь французская — она с таким прононсом, значит не надо делать длинное мягкое нёбо, достаточно короткого. А для русского человека нужно как раз длинное нёбо. Или вот, допустим, пациент из Тывы. У него одни пропорции лица, а у русского парнишки с Алтая и скуловые дуги, и гайморовы пазухи — все другое. Это совершенно новый уровень хирургической помощи, о котором в нашей стране вообще еще не говорят, — рассказывает президент Института микрохирургии, профессор Владимир Байтингер.
Контингент специалистов, к слову сказать, здесь тоже интернациональный: помимо медиков из НИИ микрохирургии, ОКБ и областной детской больницы в рамках благотворительной миссии собрались их коллеги из Москвы, Германии, США. Особая гордость сотрудников НИИ в этот раз — приезд профессора Владимира Виссарионова. Он возглавляет московский институт пластической хирургии.
— Это легенда! Что он творит, какие делает лица — после травм в том числе! — восхищается Байтингер. — А вообще, приоритет этого года у нас — максимально качественно решать проблемы пациентов. То есть главное — не количество прооперированных, а количество проделанной работы. Поэтому мы дотошно обсуждаем историю болезни каждого пациента. Изучаем методики разных школ — американской, немецкой, российской. Такая идет борьба, страшное дело — ругань аж, пока определимся с планом. Мы говорим: «У нас делается вот так», они: «А мы идем таким путем…». Поэтому на выходе побеждает истина — ведь мало говорить, надо доказать результатами, что твое предложение лучше.
— И все-таки, сколько пациентов пробовали попасть в этот раз на бесплатную операцию? — перехожу от вопросов качества к вопросам количества. Байтингер даже немного морщится: видно, уже раз в …цатый слышит этот вопрос от журналиста.
— К нам обращались порядка 50 человек. Не все пришли заранее, некоторые уже во время проведения акции. Взяли мы 27 детей. У нас за годы проведения акции выработаны три приоритета. В первую очередь сюда берут никогда ранее не оперированных без соматических проблем, других заболеваний. Во-вторую очередь — тех, кому подошло время для следующего операционного этапа, но тоже без соматических проблем. И уже в третью очередь — детей с сопутствующими заболеваниями, хоть оперированных, хоть нет, — например, с пороком развития сердца. Потому что таких пациентов надо долго готовить к хирургическому вмешательству, а у нас есть всего неделя.
Еще одна деталь: с родителями в клинику приехали не все пациенты. Нескольких, готовясь к благотворительной акции, врачи нашли в детских домах.
— Ну, как дела сегодня? Курить хочешь? — приветствует 19-летнего юношу, входя в палату, Владимир Байтингер. — Учти: еще раз увижу!.. Ты имей совесть! Курение — это сейчас очень непопулярно, а у тебя новая жизнь началась.
В ответ молчание: парню еще не сняли швы. Но по лицу видно — проникся. Его привезли из барнаульского детского дома. Вернется туда — не узнают.
— Ты теперь красавец. Начни понемногу меняться и в плане поведения, и специальность ищи себе. Ну, вот как сможешь разговаривать, мы с тобой еще побеседуем, — наставляет молодого человека Байтингер. Имени его журналистам медики не называют. Фотографировать тоже нельзя — такое разрешение может дать только руководство детского дома, которое несет ответственность за этого воспитанника. До 19 лет он там пробыл потому, что вне казенных стен просто не выжил бы.
— Сейчас у него стало великолепное лицо, а раньше его вообще не было, — делится, выйдя из палаты, Байтингер. И рассказывает о проблеме: таких детей и подростков в детских домах много. А вот забрать их на операцию крайне сложно. Руководство детдомов не хочет брать на себя ответственность — вдруг что случится, отвечай потом.
Вот пример: в этот раз в НИИ микрохирургии на страх и риск привезли еще одного детдомовца из Алтайского края. У семилетнего мальчишки диагноз «олигофрения». Симптомы налицо, точнее — на лице, решили те, кто его поставил.
— А он вот такой пацан! — возмущается Байтингер, поднимая большой палец. — Мы детишек с такими проблемами в годик оперируем, и все становится на свои места: дыхание улучшается, питание головного мозга… А у детдомовцев специально «завышают» диагноз, чтобы не было проблем: а чего, мол, с ним возиться, он же олигофрен! А его ведь и не усыновляют поэтому!
Байтингер не выдерживает и просит позвать мальчугана, о котором рассказывает, к себе в кабинет.
— Привет, — не очень внятно, но разобрать слова можно, здоровается тот со мной.
— А ты кем будешь, когда вырастешь? Хочешь врачом быть? Станешь, как я, работать? — заводит разговор профессор.
Парнишка кивает с довольной улыбкой — он здесь вообще звезда, столько внимания…
— Ну вот где олигофрения?! А идет с таким диагнозом, — сокрушенно вздыхает руководитель НИИ. — Другое дело, что с его лицом еще столько работать надо… Мы его сейчас прооперировали, чтобы хоть что-то исправить. А следующих операций он, может, и не дождется никогда. Так что проблема есть, и очень большая. Ну, вот недавно у нас была член Совета Федерации от Томской области Людмила Огородова. Мы ей ситуацию описали, и она сказала, что сделает все, чтобы диссонанс между этими структурами — детскими домами и медучреждениями — ликвидировать.
А вот в решении проблемы финансовой поддержки благотворительной миссии Байтингер на власти особо не рассчитывает. Зарубежные светила микрохирургии приезжают в Томск за свой счет, а перелет, проживание, питание отечественных коллег клиника оплачивает сама. Как и львиную долю стоимости каждой операции в добрую сотню тысяч рублей. Фонд ОМС компенсирует порядка 18 тысяч на эти цели, и глава его регионального отделения обещал, что поднимает вопрос об увеличении размера данной компенсации. Но понятно, что кардинально ситуация от этого не изменится.
— Да и пусть! — заявляет напоследок Байтингер. — Те, кто видят перед собой только цель наживы и готовы через всех переступить, лишь бы хапнуть, счастливы не станут: на Бактин с собой ничего не возьмешь. А мы за неделю 27 детей счастливыми сделали, значит, и сами счастливы будем!
