«Ковидные» будни

Томские врачи-инфекционисты об «издержках» профессии и новом ритме жизни

О работе медиков-инфекционистов в «красной зоне» не пишут только ленивые. Вот и мы не поленились. Хайпа не будет, «ужасов нашего городка» — тоже. Лишь рассказы людей, которые лечат нас, несмотря ни на что.

Вирус особой важности

Виктор Лаврентьевич Якимов, заведующий инфекционным отделением № 2 горбольницы № 3:

— С инфекционными заболеваниями я работаю с 1990 года: получилось, что стал работать медбратом в детской инфекционной больнице, и мне просто понравилась эта работа. Врачом я работаю с 1996 года, а здесь, в инфекционном отделении 3-й городской больницы, с 2005-го.

Для меня есть разделение до и после коронавируса. Когда он появился, все наше отделение отдали под него, а все остальные инфекции у нас забрали: ангина, например, в ЛОР-отделение, гепатиты — в терапию и гастроэнтерологию, менингиты — в неврологию, кишечные инфекции забрала на себя инфекционная клиника СибГМУ. Я заведую отделением вирусных гепатитов и цирроза печени и понимаю, что мы можем сейчас упустить наших пациентов с хроническими гепатитами и циррозами: сейчас, к сожалению, плановой госпитализации практически нет.

***

Да, работать тяжелее стало. Рабочий день у нас 10-12 часов — мы так сами поставили, иначе не справимся. Половина жизни проходит на работе, а если убрать сон, то большая ее часть. Я стал меньше времени уделять общению с семьей, с внуками. Ощутимо. Психологически тяжеловато. Я так полагаю, что отдых необходим, хотя бы на пять-семь дней прерваться. И то, что мы в этих костюмах защитных — в них физически тяжело работать в жаркую погоду.

Читал интервью, что в СибГМУ врач зашла, одела памперс, через восемь часов вышла... Ну, такие перегибы, я считаю, это издевательство над человеком. Это тяжело, неприятно и неэстетично, некоторые просто психологически не смогут: здоровый совершенно человек — и «ходить» в памперс, причем, во время работы, во время движения. Я для себя, допустим, считаю неприемлемым.

У нас есть «фильтр», через который мы проходим, чтобы зайти в «красную зону». Это место, где мы обрабатываемся, надеваем и снимаем костюмы. Почему мы стараемся, чтобы подлиннее рабочий день был? — Мы делаем перерывы, чтобы отдохнуть, чтобы не было обезвоживания и чтобы можно было одеть чистое после пребывания на обходе. Поэтому три-четыре часа, затем спускаемся вниз.

***

Вообще есть инфекции, которые намного страшнее коронавирусной, например, чума или оспа натуральная. Не могу сказать, что эта — какая-то супер-инфекция. Но посмотрим, какие еще «сюрпризы» он нам преподнесет. Когда иммунитет нестойкий — возможно повторное заражение, и непонятно, как будет протекать повторное заболевание. Может, тяжелее. Посмотрим.

Такая высокая летальность от «ковида» — это больше проблема социальная в том плане, что система здравоохранения с большим потоком пациентов не может справиться. Вирус новый, и пока не переболеет до 70 % населения, заболеваемость будет высокая. Ни наша система здравоохранения не готова к массовому потоку пациентов, могу сказать, ни продвинутые системы, например, в Америке, где, как мы считаем, самая высокая заболеваемость и летальность — они просто с наплывом не справляются. У нас ситуация намного лучше — с самоизоляцией все по времени растянулось, и у нас нет такого, чтобы миллион людей сразу заболели. Иначе мы бы «захлебнулись». Риски, что коек не хватит, есть всегда.

Наши российские пациенты почему-то намного капризнее, чем пациенты в странах с высокопродвинутой медициной — немцы, американцы и так далее. «Дайте мне, пожалуйста, отдельную палату!» «Почему я должен лежать с дедушкой, который храпит?» Иногда приходится объяснять, что в Италии и Испании госпитали разворачивали на стадионах, где люди лежали впритык, без всяких ширмочек; пользовались, извините меня, переносным туалетом и не возмущались. А здесь, если в пятиместной палате лежит пять человек, то им это уже не нравится — они требуют лучших условий.

Я считаю, что ими движет не столько страх, сколько эгоизм. Я ведь из советского времени, такого раньше не было. Эгоизма столько не было. Сейчас даже пожилые пациенты пытаются выставить требования, что к каждому нужно подойти, каждый раз смерить давление и каждый раз послушать про всю его жизнь. А то, что у доктора — 25-30 человек, и надо всех успеть посмотреть, кому-то что-то подправить, назначить лечение — это совершенно их не интересует.

Каждый наш пациент требует к себе повышенного внимания, хочет каких-то бонусов для себя. И очень много в этом плане жалоб на лечащих врачей: «К нам никто не подходит!» «Нас никто не смотрит!» Отдельное большое спасибо нашей администрации, что они нас немножечко ограждают от этих жалоб, от объяснительных. Родственники по телефону устраивают истерики, пытаются поймать кого-нибудь из докторов, чтобы «дать в лицо», так скажем, за своих папу, бабушку, дедушку. Не нападали, правда, но угрозы по телефону звучат ежедневно. У нас очень требовательные пациенты.

***

У меня на этаже — 50 коек и два доктора работают. Сейчас взяли стажера. С утра врачи идут на обход, по три-четыре часа занимаются с людьми, потом идут пишут историю болезни, отдыхают, чай попили и после обеда — второй раз на обход. И каждый раз измеряют давление пациенту, расспрашивают про жалобы. Понятно, что кому-то, может, надо больше, но я говорю, эгоизм свой надо немножечко приглушить, потому что пациент у доктора не один.

У нас был наплыв — на 4 доктора 99 пациентов: мы сидели с 8 утра и до 10 вечера. В ночь оставались на дежурство, после ночи — опять в день, и только вечером домой. Это, конечно, было очень тяжело. Сейчас докторов набрали как положено — в этом плане полегче.

Сегодня среди всех заболевших панически настроены процента два-три. А поначалу, конечно, была: ох, «ковид»! Шарахаться начинали. У меня паники не было нисколько, потому что у меня есть опыт работы в эпидемию 2009 года в ОКБ. Мы, инфекционисты, привыкли работать с этой инфекцией и средства индивидуальной защиты используем регулярно. Внутрибольничные вспышки были в терапии, онкологии, а вы слышали, чтобы где-нибудь в инфекционном стационаре была вспышка? Вот нигде по стране нет, потому что инфекционисты приучены к соблюдению всех правил, а врачи других специальностей, к сожалению, не всегда могут грамотно использовать СИЗ.

Заболеваемость среди врачей, конечно, есть, но среди врачей-инфекционистов она в разы меньше. Просто они грамотно пользуются средствами индивидуальной защиты.

Сначала в горбольнице № 3 инфекционное отделение было развернуто на 90 коек, хотя плановая мощность — 65. Потом медсанчасть № 2, медсанчасть «Строитель». Потом развернулись мы на 100 коек на базе пульмонологического и ЛОР-отделений городской больницы № 3, потом — госпиталь в Томской ЦРБ. У нас на сегодняшний день — 63 пациента на 100 коек (интервью записывалось 21 июля — прим. ред.). В плане лечебной работы никаких сложностей нет. В принципе, все препараты, рекомендованные нашим Минздравом и ВОЗ, есть, мы ими пользуемся. Проблема в том, что нет конкретного препарата с доказанной эффективностью против коронавируса, то есть оказывающего прямое противовирусное действие на него.

***

У нас в области обязательный масочный режим для общественного транспорта и супермаркетов. Но я регулярно езжу в маршрутных такси и вижу, как одеты маски: благо, есть уши, чтобы за них зацепить. Маска же должна быть правильно одета, а не так, что нос торчит или она на подбородке болтается.

Во многих магазинах, смотрю, тоже нет претензий, что люди без масок заходят, хотя предусмотрены штрафы. Я ни разу не видел, чтобы полиция кого-то в общественном месте остановила. В маршрутке как минимум 50-70 % людей без масок, а у остальных маска — как украшение или «чтобы отвязались». Правильно маски носят единицы — чтобы был прикрыт нос и рот.

Есть такое дело, что люди беспечные. Это решение власти — обязательный масочный режим. По моему мнению, оно правильное. Но одно дело решение, а другое — как его будут исполнять. Если бы оно исполнялось, то у нас бы было поменьше больных и не пришлось бы открывать еще и Томскую районную больницу под госпиталь.

***

Сейчас я здесь — в инфекционном изоляторе на базе пульмонологического и ЛОР-отделений, а мое родное здание — «инфекционное отделение» — там. Я считаю, где основное место работы — там мой дом. А когда не у себя находишься...

Работаем в таком режиме с марта, уже четыре месяца. Психологически мы устали, но уже полегче; сейчас будем уходить в отпуска по очереди. Поскольку я заведующий отделением и начальник инфекционного изолятора, это еще и определенный блок административной работы — отчетность, статистические выкладки, аналитика. И межбольничные наши переговоры: согласно маршрутизации, из МСЧ № 2 переводят к нам пациентов стабильных, в нетяжелой форме, для дальнейшего долечивания, а там остаются, в основном, тяжелые. И эти переговоры тоже забирают какое-то время и нервы. От организационной работы еще сильнее устаешь — у меня уходит масса времени.

Надо — значит, надо

Юлия Владимировна Байковская, врач-инфекционист, старший врач инфекционного корпуса респираторного госпиталя медсанчасти № 2.

— Я работаю в респираторном госпитале с 15 мая. С момента его создания у нас появилась «красная зона» и «зеленая зона», мы стали работать в СИЗах (средства индивидуальной защиты) и ритм нашей жизни изменился. Типичный рабочий день начинается с того, что мы приходим в любимое родное отделение, надеваем средства индивидуальной защиты и идем к пациентам: проводим осмотры, беседуем с ними, объясняем их анализы и прогнозы, пытаемся их как-то утешить, подбодрить. Заполняем истории болезни и занимаемся приемом пациентов.

Конечно, вначале было страшно, когда нас «закрывали» на коронавирус, но мы все прошли обучение по инфекции и по использованию средств защиты. Сейчас паника прошла, мы втянулись, «вошли в колею» — уже не так страшно. Работа любимая, значит, будем бороться и с коронавирусом.

Работы нам всегда хватало — я привыкла к нагрузкам и к объему, поэтому для меня мало что изменилось, просто появились пациенты с другой патологией. Не могу сказать, что меня что-то шокировало за это время — все в рабочем режиме: люди болеют, мы их обследуем и лечим. Рассказываем о болезни, беседуем, помогаем, как можем — отчасти как психологи. Да, часто бывает много больных, и условия непростые.

Памперсы мы не надеваем, но в СИЗах находиться несколько часов подряд очень тяжело: и жарко, и движения они стесняют в какой-то мере. Опять же, тяжело, но осуществимо. Будем ходить в них столько, сколько понадобится. Трудно и нам, и пациентам, но нам надо стараться объединить усилия.

Часть персонала у нас переехала жить в гостиницу — они не видят близких месяцами. А часть людей осталась жить дома — мы понимаем риски, связанные с этим. И хотя СИЗами мы обеспечены в полном объеме и знаем, как ими пользоваться, все равно какой-то риск и небольшой внутренний страх остается. Но мои родные все понимают: я врач, и у меня есть врачебный долг. А с друзьями я в связи с загруженностью и до этого нечасто встречалась. Сейчас напряженный режим работы — общаемся по телефону, по видеосвязи. Когда все закончится, мы, конечно, с ними соберемся, выпьем кофе с чизкейком.

***

Самые яркие моменты — когда вылеченные пациенты уходят домой. Отдаю им выписку, желаю всего хорошего, беречь себя и в больницу больше не приезжать. Никто ни от чего не застрахован — бывает и молодые люди поступают на лечение, и среднего возраста. Пожилые люди в силу наличия хронических болезней болеют дольше и тяжелее, чем молодежь.

В магазинах и автобусах я редко вижу людей в защитных масках. Проезжала по Коммунальному мосту — все на речке, все загорают, купаются, не соблюдают дистанцию. Людям надо серьезнее относиться к соблюдению мер безопасности. Про средства защиты все слышали: маски, перчатки, дистанция 1,5 метра, руки мыть. От нас, врачей, мы делаем все зависящее, чтобы быстрее инфекция пошла на спад, но томичи тоже должны помочь нам в этом.

Прием в новых условиях

Никита Васильевич Татаркин, заведующий приемным отделением городской больницы № 3 имени Б.И. Альперовича:

— В первые моменты было страшно — когда дежурил в инфекционном отделении и принимал «скорые». Но это было буквально пару дежурств. Чего бояться? Семью отселил, живу один. Делаю тесты каждую неделю. Каждый день измеряю себе температуру. За состоянием своим слежу просто, и все. Я в больнице работаю восемь лет, в приемном отделении; в последние три года — заведующим. Сейчас мы заступили на работу, которая нам всем знакома. За восемь лет я много чего повидал.

В этом корпусе я работаю с июня: здесь мы по «скорой» больных не принимаем — работаем с переводами пациентов. С утра договариваемся с респираторным госпиталем медсанчасти № 2, узнаем, сколько они переведут, и принимаем пациентов, способных лечиться в стационарах, где нет реанимационного отделения для «ковидных» больных, и которые более менее скомпенсированы по витальным функциям и не требуют реанимационной помощи.

***

У меня рабочий день с 10 утра: я принимаю больных, а по определенным дням делаю пациентам УЗИ сердца и легких на портативном аппарате. Каждый день идет прием: и тех, кто с респираторными симптомами, и тех, у кого пневмония. Больных меньше не становится. У нас есть два санитара, медбрат; все обязанности распределены, и все мы работаем до восьми вечера.

Пациенты все спокойные. Некоторые отрицают, говорят, что у них нет ничего, хотя при этом имеют большую двустороннюю пневмонию: «У меня все хорошо — это мазки неправильно взяли».

Человек может сравнивать свое состояние, если раньше уже перенес пневмонию. А мы видим разницу по КТ (компьютерная томография) — по распространенности болезни и по другим показателям. На мой взгляд, мужчины с ожирением и вообще тучные люди болеют очень тяжело — у таких пациентов есть дыхательная недостаточность. Но у всех все по-разному, индивидуально.

Некоторые, кого я вижу на этапе приемного покоя, чувствуют себя хорошо, не имеют температуры и одышки, так как болеют еще недолго, первые-вторые сутки. А в отделении как раз все разыгрываться начинает: и дыхательная недостаточность, и температура, и интоксикационный синдром. Кто-то переносит нормально, а кто-то тяжело.

***

Мы в приемном отделении все одеваемся в защитные костюмы, потому что контакты с больными — на минимальном расстоянии. Я так же осматриваю пациентов, как и врачи в отделениях — никакой разницы в нашей работе, по сути, нет. На работе — как обычно все, сложность в том, что здесь жарко. Выхожу как из под душа, так как костюм не пропускает воздух.

Самое сложное для меня сейчас — жить одному, без сына и без жены. У нас родители входят в группу риска, и больше мы стараемся оградить от болезни их, конечно.

Редакция vtomske.ru просит томичей побеспокоиться о своем здоровье, не забывать антисептики, а при ухудшении самочувствия — использовать в людных местах маски. Берегите себя!