Куликовская битва

Нелегальная трудовая занятость осужденных: частный случай или явление?

Заключенный в томской колонии ИК-3 потерял три пальца при невыясненных обстоятельствах. Полтора года идет проверка. Силовые ведомства бьются. Следственный комитет ищет вину учреждения, где получил травму Александр Куликовский. УФСИН защищается.

Весточка с «зоны»

25 декабря 2018 года неприметный человек, представившийся родственником потерпевшего, зашел в приемную уполномоченного по правам человека Елены Карташовой чтобы передать письмо, написанное от руки на листочке в клеточку. Осужденный Куликовский (фамилии действующих лиц, отбывающих и уже отбывших наказание, в тексте изменены) писал о том, что во время работы на фуговальном станке он повредил левую руку, пальцы пришлось ампутировать. Строгал обвязку, боковую стенку для нард. Работал на столярных работах бесплатно, в течение многих месяцев: с декабря 2017-го по июль 2018-го. Смены длились с 7-ми до 22-х, без выходных. Физически и морально был измотан. Устал, не заметил, как затянуло руку. Двигатель шумит, опилки летят… Вот тебе и травма.

…25-го июля того же года, примерно в два часа дня Куликовский остановил станок, правой рукой зажал рану и побежал в медсанчасть. Помощь оказали оперативно. Продезинфицировали, обезболили. Уже через час сюда, на улицу Демьяна Бедного, примчался хирург из областной «тюремной» больницы, что располагается на территории ИК-4, на улице Нахимова. На следующий день Куликовский был доставлен в больницу, в декабре побывал в хирургическом отделении еще раз. Ему установили пластиковый сгибатель на третий поврежденный палец — так, чтобы левая рука частично могла функционировать, захватывать и удерживать предметы.

Дальше цитируем письмо. В июле в больницу «прибыл оперативник и попросил подписать бумагу о том, что это (травма — прим. автора) случилось при других обстоятельствах, якобы я отдавил пальцы ящиком с кирпичами».

И Куликовский подписал эту бумагу.

По сути человек меняет показания, причем радикально. Почему он так сделал? Я не могу дать ответа. Я не отбывала наказание, не жила в бараках, которые сейчас называются общежитиями (но суть их от этого не меняется), я не ходила, следуя унылому звуковому сигналу, два раза в день на проверку. Можно и дальше нагнетать этот эмоционально-лингвистический ряд, подтверждающий зависимость человека от среды, тем более от среды тюремной, «зековских» законов, от давления морального и не только.

Куликовский — несильный человек. Но он человек. И имеет право на ошибку.

«Ящик с кирпичами». Мы это запомним.

Первого апреля 2019 года автор этих строк (на тот момент — член Общественной наблюдательной комиссии Томской области за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания) встречается с Куликовским. Худой, 27-летний мужчина, он уже машинально прячет свою беспалую левую руку в шапку. Уже привык быть калекой. Держится спокойно, уверенно. Прошу сотрудников администрации принести журнал учета происшествий в учреждении, где должны быть зафиксированы все несчастные случаи.

Запись следующая. «25 июля 2018 года осужденный К. уронил сейф, повреждены фаланги пальцев». Ну, теперь вот такая версия…

Аберрация мышления

Аберрация мышления — это просто беда. Она настигает почти всех руководителей закрытых ведомств и уж учреждений УФСИН, наверное, в первую очередь. Аберрация мышления — вольное или невольное искажение видения. Например, человек видит лошадь, а думает, что видит слона. Начальник колонии должен принять все меры для исправления осужденных, адаптировать их к последующему освобождению, способствовать охране прав, свобод и законных интересов (цитирую почти дословно Уголовно-исполнительный Кодекс — прим. автора).

Однако пресловутая аберрация мышления «подталкивает» иного начальника колонии думать, что эти, в общем-то, вполне здоровые и работоспособные мужики, которые пришли по этапу — его собственность.

Бесплатная рабочая сила — приложение к неплохой руководящей зарплате. Эдакий бонус к «звездочкам» на погонах. Все, что зашло в зону, — мое. Крепко настоянная, укоренившаяся лагерная, я бы сказала даже, гулаговская психология «гражданина начальника».

Тюрьма есть тюрьма. Законы там не нами писаны. Но даже они — меняются.

Еще не остыла в памяти всех заинтересованных лиц инсценировка смерти заключенного Никифорова там же, в ИК-3, в 2012 году. Первоначально он «погиб» от универсальной «сердечной недостаточности». Все же очень скоро выяснилось, что осужденный в числе других перевозил плиты на строительство дома в Корнилово. Будущий дом принадлежал Олегу Какунину, заместителю начальника колонии.

В приговоре откровенно сказано, что подсудимый не хотел платить за транспортировку тяжелого груза и потому совершенно бесплатно привлек для этого дела четырех осужденных. Плита во время укладки раздавила человека. Виновник раскаялся, находился во время следствия под домашним арестом, получил 4 года и 6 месяцев условно.

Почему скрывают? Никто не хочет быть битым. Наказание для силовиков очень больное и жесткое. Вот и рискуют. Как говорят психологи, включается бессознательный механизм отрицания: «всех поймали с поличным, но лично я уйду от ответственности». Казалось бы, посмотрите вокруг себя. Люди, которые аналогичным образом мыслили в свое время — вот они, перед глазами и ходят строем в столовую на обед. Но иллюзии сильнее. Силовики, оказывается, тоже люди.

В июле 2018 года исполняющим обязанности начальника ФКУ ИК-3 был Дмитрий Ворожбицкий. В настоящее время утвержден первым руководителем. Начальник Центра трудовой адаптации осужденных (заместитель по производству — прим. автора) Александр Думчев служил в 2018-м и служит поныне.

Иван Вознюк, заместитель начальника областного Государственного юридического бюро, присутствовал вместе со мной на встрече с Куликовским в апреле 2019-го, слушал его и выразился однозначно:

— Это были неоформленные надлежащим образом трудовые отношения и производственная травма. Пострадавший вправе обратиться в суд с иском об установлении факта трудовых отношений, установлении факта несчастного случая на производстве, установления утраты работоспособности в процентном выражении, компенсации морального вреда. Государственное учреждение, в котором осужденный отбывает наказание, обязано было трудоустроить его официально, а перед работой на деревообрабатывающем станке провести необходимые инструктажи. Если этого не сделано, речь идет о грубом нарушении трудового законодательства, нарушении охраны труда, об ответственности, вплоть до уголовной — если мы говорим об ответственных должностных лицах, допустивших Куликовского до работы на станке без соответствующих трудоустройства и инструктажа.

Елена Карташова, уполномоченный по правам человека в Томской области, которая и раскрутила всю эту историю, мыслит более широко:

— Массовая нелегальная занятость в колонии — это ЧП. Сокрытие несчастного случая — это тоже ЧП. Это реальные статьи Уголовного кодекса РФ, которые могут грозить должностным лицам колонии. Подобные нарушения нельзя оставлять безнаказанными. Данный случай вскрывает очевидное — несмотря на все преобразования в системе исполнения наказаний, наличие большого количества государственных и общественных надзирающих органов, принятых мер все еще недостаточно. Права граждан за колючей проволокой продолжают нарушаться и добиться их восстановления крайне сложно. Я уже разговаривала с федеральным омбудсменом Татьяной Москальковой по этому поводу. Мы готовы оказать содействие пострадавшему.

Тут надо еще добавить, что письмо, которое Куликовский направил официальным путем, через спецотдел колонии, не дошло до омбудсмена. Оно …«потерялось». Господа офицеры, ну придумайте уже что-нибудь свеженькое! Неприметный человек занес в приемную по переулку Нахановича копию письма, и этот поступок был правильным. К слову, письма заключенных уполномоченному не подлежат люстрации. Таково требование федерального законодательства.

С персоналом нет проблем

Случай с Куликовским обнажил очевиднейшую вещь. Мы можем только предположить объемы нелегальной занятости заключенных и ее коррупционную составляющую. Лишь малая часть заключенных трудоустроены, получают оплату за труд. К слову, средняя зарплата в исправительных учреждениях Томской области — чуть более семи тысяч рублей в месяц. Процент работающих бесплатно точно неизвестен.

Зону сейчас посещает масса проверяющих: сотрудники прокуратуры, уполномоченный по правам человека, сотрудники его аппарата, члены Общественной наблюдательной комиссии, члены Общественного совета при УФСИН, может быть, кто-то еще. Они ходят как порознь, так и вместе, с определенной периодичностью, могут прийти внезапно. Но пока лязгает множество дверей, отделяющих волю от неволи (на это уходит примерно минут 15-20), вся нелегальная рабсила немедленно и организованно возвращается в бараки. Рабочие места на производстве могут еще держать тепло человеческого тела, но никаких работающих вы там не увидите. Нет их.

Информация, взятая мною на сайте УФСИН Томской области, гласит следующее: «По итогам восьми месяцев 2019 года объем производства товаров, выполненных работ и оказанных услуг, составил 122 800 000 рублей».

Этот производственный объем наработали люди, надо полагать, трудоустроенные официально. А какой доход приносят неофициальные труженики? И кому?

Непосредственно в ИК-3 трудоустроено на оплачиваемую работу 166 человек. Всего в колониях Томской области официально трудятся и получают зарплату 933 человека. Это примерно треть от среднесписочной численности людей за решеткой, которые могут и должны работать. Причем, что интересно: несовершеннолетние девушки в воспитательной колонии работают все! Сто процентов занятости демонстрирует нам ФКУ ТВК-2, так указывается в официальных документах. А в ИК-3, где отбывают наказание взрослые мужики, в трудовых ведомостях расписываются только треть сидельцев. Вот почему так?

На сайте регионального Управления ФСИН Томской области есть раздел «Предложения об организации совместных производств». Нужны деловые партнеры и это хорошо, правильно. В числе собственных преимуществ называется, в том числе, «отсутствие проблем с рабочим персоналом». А что? На самом деле нет никаких проблем!

Этапы с осужденными приходят регулярно. Требования к условиям работы — минимальны. «Спецодежда» (то есть, роба) у них уже есть. Инструктаж по технике безопасности — может быть, а может не быть. Оторвало палец? Сам виноват.

Утрирую? Разве что самую малость.

Сам Куликовский в ответ на мой вопрос, почему согласился работать бесплатно, сказал: «Я полтора года отсидел, у меня мышцы уже начали атрофироваться, хотелось уже что-то делать».

И он не один такой.

Но версия Куликовского о том, что травму он получил на фуговальном станке, на сегодняшний день не подтверждается. В ответ на запрос редакции vtomske.ru уже в ноябре 2019-го пришел ответ, подписанный начальником УФСИН по Томской области полковником Виталием Щерба. «25 июля 2018 года указанный в вашем запросе осужденный был привлечен к труду по благоустройству территории ИК-3, где получил травму».

Теперь — благоустройство…

Беда со свидетелями

Единственный свидетель Алексей Чижик, который лично видел, как Куликовский бежал с «промки» (Центр трудовой адаптации — прим. автора), зажимая травмированную левую руку, освободился по УДО. В телефонных разговорах с сотрудниками аппарата уполномоченного он подтвердил слова своего товарища. Добавил также, что давно Куликовского предупреждал: станок старый, пальцы обязательно «прихватит». Вот и «прихватило».

Но для письменных пояснений он не явился. Он постоянно занят. В этой постоянной и непрерывной занятости усматривается нечто странное. Боится?

Далее. Очень хотелось побеседовать с медиками. Все-таки характер раны может сказать о многом. Сдавленная, резанная, размозженная, колотая?.. В ответ на наш запрос в ФКУЗ МСЧ-70 ФСИН об организации встречи с врачом, выехавшим на место беды (и впоследствии лечившим Куликовского ), пришел ответ, подписанный начальником медсанчасти полковником внутренней службы Евгением Андреевым. Цитируем заключительный абзац:

«…также сообщаю, что медицинские работники филиалов «Медицинская часть №2» и «Больница» ФКУЗ МСЧ-70 ФСИН России, непосредственно оказывающие медицинскую помощь ос.К., письменно отказались от интервью с членом ОНК и журналистом по вопросам, касающихся оказания медицинской помощи ос.К .»

Все понятно? А могли бы и поговорить. Что тут скрывать.

Следственный отдел по Октябрьскому району Томска дважды проводил проверку по обстоятельствам получения травмы Куликовским и дважды выносил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Вышестоящие коллеги из областного управления дважды отменяли это постановление об отказе и снова возвращали материал на дополнительную проверку.

В конце октября 2019-го заместитель руководителя отдела процессуального контроля следственного управления СК РФ по Томской области Алексей Гелбутовский, вникнув в непростые обстоятельства несчастного случая, назначил дополнительную медицинскую экспертизу, которая призвана оценить полученное увечье, выявить степень утраты трудоспособности (прежде подобная экспертиза не назначалась).

Специалисты бюро судебно-медицинской экспертизы Томской области должны будут проанализировать медицинскую документацию, которую им представят их коллеги в погонах, при необходимости обследуют и самого героя этой, продолжающейся полтора года «куликовской» битвы. Оперативным путем устанавливаются и дополнительные свидетели, которые уже находятся на свободе.

Все понимают, что это трудно. Добыть доказательства сейчас, спустя почти полтора года после происшествия — для этого требуется ювелирная работа следователей. Исход битвы между условным «Пересветом» и условным «Челубеем» пока неясен.

Многоточие

По неофициальной информации, органы прокуратуры уже в нынешнем, 2019 году, выявили еще один случай сокрытой производственной травмы в одном из учреждений УФСИН Томска.

Вор, конечно, должен сидеть в тюрьме. Но охранять его должен тот, кто сам неукоснительно соблюдает закон. Сегодня многие правозащитники уповают на повсеместное видеонаблюдение в местах принудительного лишения свободы. И храниться эти записи должны не один месяц, а так, чтобы спустя полтора года можно было их найти и установить истину.

В тотальный видеоконтроль мне верится почему-то больше, чем в тотальное соблюдение закона охранителями порядка. Может быть, я не права?