Лед не чистить, от собак убегать: весна в дореволюционном Томске
Какое бы столетие не стояло на дворе, а весна в установленный срок вступает в свои права. В газете «Томский справочный листок» 1895 года журналисты чуть ли не стихами писали о главном событии марта:
«В городе показались первые пернатые вестники вашей весны — скворцы, прилетевшие в пятницу 17 марта... В городе, по улицам, начинается быстрое таяние снега. На реке Ушайке, близ городских мостов, поверх льда показалось много воды. По утрам и вечерам стоит морозная погода; дни же — прекрасные, ясные и теплые. Все это, вместе с началом прилета птиц, заставляет предполагать, что весна у нас нынче будет ранняя» (ТСЛ. 1895. № 63).
Но увы — как и во все времена, вместе с весенними радостями в города приходят и весенние проблемы. Посмотрим, о каких главных «злобах дня» дореволюционного Томска чаще всего писали журналисты в конце XIX века, в газетах «Томский справочный листок» и «Томский листок».
Немного фантазии — и можно легко представить эти улицы заваленными тающим снегом и льдом... с которыми городская управа призывала бороться с умеренным энтузиазмом
«Злоба ледяная»
С наступлением марта в 1895 году проблема льда на томских улицах вышла на первые полосы газет. Однако ее решение предлагалось довольно оригинальное: городская управа обращалась к «господам местным домовладельцам» с просьбой... не скалывать лед с улиц, на которых стоят их дома! И вот почему:
«Не говоря о затруднительности, а часто и о недоступности такого способа очистки улиц, ввиду его дороговизны для владельцев малодоходных домов, мера эта не достигает цели еще и потому, что при скалывании льда лишь некоторыми, а не одновременно всеми домовладельцами, улицы делаются неровными и на них образуются рытвины, крайне затрудняющие проезд».
Логично: если у одного дома уже травка показалась из-под ледяного покрова благодаря усердному дворнику, а с обеих сторон все еще возвышаются горы льда, повозкам то и дело нырять с гор в «оазисы чистоты» было довольно неприятно. Управа просила об одном — оставить лед в покое:
«Действующими обязательными постановлениями, владельцы всех домов обязаны лишь заравнивать образующиеся на улицах ухабы и, кроме того, на улицах Почтамтской, Набережной Ушайки, Миллионной и по Благовещенскому переулку домовладельцы, при наступлении весеннего времени, обязаны очищать с улиц навоз и отвозить его в указанные места» (ТСЛ. 1895. № 47).
Если в городе «ледяная проблема» решалась с большим трудом, то на реке со льдом не церемонились, и в 1895 году решили попробовать взорвать его динамитом. Этому было посвящено следующее описание в «Томском справочном листке»:
«Вчера, 23 марта, в 4 часа пополудни был произведен опыт взрывания льда динамитом... близ Боярского острова, у деревни Юшты... так как, по уверению старожилов и компетентных лиц, скопляющийся в этом месте лед всегда вызывает заторы против города.
Динамитные патроны одинаковой силы были заложены в трех местах: один на дне реки под водою, другой на средние слои воды и третий под самым льдом, и затем все патроны были взорваны для определения, при каком положении взрыв даст наибольшую площадь полезного действия динамита. Опыты производились под руководством инженера Четырко» (ТСЛ. 1895. № 67).
В итоге выяснилось, что наибольший эффект дал патрон «в средних слоях воды», но «звук в роде пушечного выстрела» произвели все три заряда, вызвав переполох среди горожан.
И еще один случай, связанный с темой освобождения города от снега и льда, был найден на страницах местной прессы — случай, призывающий «держать ухо востро» даже в теплые мартовские деньки:
«Томский мещанин Николай Нестеров, проживающий в д. Вяткина по Благовещенскому переулку, заявил полиции, что 22 марта он нанял поденщиком неизвестного ему человека, которому поручил вывозку снега на отвал. Отправившись с первым возом снега, поденщик более не возвращался, и Нестеров полагает, что он присвоил себе его лошадь, стоящую 50 рублей, и с нею скрылся. Производятся розыски угнанной лошади» (ТСЛ. 1895. № 67).
И снег не вывез, и лошадь потерял...
Собаки на Королевской улице прятались в подвалах и набрасывались на ничего не подозревающих прохожих
«Собачьи страсти»
Второй наиглавнейшей «злой злобой дня» — по определению местных журналистов — были бродячие собаки. То ли они активизировались в весеннее время, то ли просто так совпало в эти годы, но буквально в каждом номере появлялась какая-нибудь леденящая душу новость про нападения и укусы «четвероногих друзей», подозреваемых при этом в бешенстве. Как, например, вот эти:
«В воскресенье в 4 часа пополудни на Королевской улице томский мещанин Исай Борисов Вигдорович был укушен собакой, которая, как ему показалось, была бешеной. Собака эта бросилась на девочку, которую Вигдорович, чтобы спасти от укушения, схватил на руки и поднял. Пострадавшему оказано в клинике медицинское пособие: рана на ноге была вырезана и прижжена. Собака убита и отправлена для установления действительности ее бешенства в университет» (ТСЛ. 1895. № 52).
«13 марта владелец колбасного заведения г. Фильберт, проживающий по Торговой улице, в собственном доме, заявил приставу 1-го участка, что к нему во двор... забежала бешеная собака, перекусала четверых ему принадлежащих собак и укусила руку рабочему. Собака была убита и отослана в ветеринарную фельдшерскую школу, где по вскрытии было констатировано, что она действительно бешеная. Место укуса рабочему прижжено, после чего он был отправлен в больницу, а собаки убиты» (ТЛ. 1896. № 60).
Журналист В. Лидин в одном из своих фельетонов посвятил «собачьей проблеме» следующий характерный отрывок:
«Злая злоба дня Томска — бродячие собаки. Сколько их?! Куда их гонит?!
Чуть ли не из каждой подворотни, чуть ли не на каждом перекрестке на злополучного пешехода глядят сверкающие голодные глаза и нагло оскаленные зубы. Правда, «нет худа без добра», и это обстоятельство отучает обывателя от излишней мечтательности, которая, как всем известно, до добра не доводит.
Томичу — «парит он к солнцу, смиренно ль идет по земле» — поневоле приходиться оглядываться поминутно назад в небезосновательном опасении за целость «невыразимых» и неприкосновенность икры.
Тем не менее... что же делает артель собачьих истребителей?!
Смело можно сказать, что по крайней мере 80 % всех томских церберов лакомится обывательскими икрами безданно, беспошлинно и безнаказанно» (ТЛ. 1896. № 52).
В университетских клиниках укушенные люди могли рассчитывать на помощь, в то время как собак, подозреваемых в бешенстве, проверяли ветеринары
С «собачьей темой» была связана и «курьезная ошибка» в Томске, скорее относящаяся к сфере черного юмора: газета сообщила своим читателям, что «в воскресенье, 10 марта, на Алексее-Александровской улице задержана собака, тащившая кисть человеческой руки. Кисть эта была отправлена в анатомический покой для установления степени ее разложения. Произведенное в университете расследование дало неожиданный результат: человеческая рука оказалась просто-напросто... ободранной лапой медвежонка!» (ТЛ. 1896. № 61).
Конечно, бродячие собаки и до сих пор встречаются на улицах города, но все-таки не в таких масштабах, и за это можно только порадоваться.
Спектакли, концерты, чтения и другие мероприятия проходили на разных «площадках» дореволюционного Томска, в том числе в театре Королева
Скука и способы ее победить
Март в 1895-96 годах был временем «великопостным», периодом «затишья и воздержания с удручающим запахом редьки, капусты, соленых огурцов и постного масла». Как писала газета:
«Эстетическая и духовная сторона жизни города удовлетворялась, как и надлежит в великом посту, публичными лекциями, духовно-нравственными чтениями, собеседованиями и, наконец, концертами — необходимой принадлежностью великопостного сезона. Концертов в городе состоялось порядочное количество: симфонические вечера Музыкального общества, концерты местных артистов, разных альтруистических обществ и приезжих артистов...» (ТСЛ. 1895. № 72).
Но горожане находили возможность получить удовольствие от жизни и другими способами. Так, например, «состоялось интересное пари между проживающим в г. Томске Павлом Либерман и проезжающим через Томск одним читинским купцом»:
«Пари заключается в следующем: Либерман должен доехать от г. Томска до г. Читы (около 2.300 верст) в 24 сутки верхом или в запряже, по своему усмотрению, на одной лошади простой сибирской породы (нарымке); в запряже должно быть клади не менее 7 пудов, а верхом не менее двух пудов. Либерману придется каждые сутки делать около 100 верст. В первых числах мая Либерман думает отправиться в путь, но еще не решил пока, как поедет: верхом, или в запряже» (ТСП. 1895. № 63).
Представляете — 24 дня от Томска до Читы. Да здравствуют современные поезда, машины и самолеты!
В 1896 году в городе была представлена необычная выставка: мастерская господина Перетца выставила «для обозрения публики» витрину, где были представлены образцы изделий, отправленных на всероссийскую выставку:
«Большинство выставленных образцов мужского, дамского и детского белья производит приятное впечатление чистотой работы и изяществом отделки. В ряду других экспонатов обращает на себя внимание со вкусом исполненная вышитая шелками ширма для окна ручной и машинной работы. Помимо того, г. Перетц экспонирует шитые шелками национальные детские костюмы, подушки для дивана, скатерти, образцы денных сорочек без грудных застежек и т.д.» (ТЛ. 1896. № 54).
Витрина с изделиями белошвейных мастерских Генриха Перетц в фабричном отделе Сибирско-Уральской научно-промышленной выставки. 1887 год. Источник: pastvu.com
Пример Перетца оказался заразительным: вскоре все фирмы, которые тоже послали свои экспонаты на всероссийскую выставку в Нижний Новгород, организовали показ своих изделий для томичей. На выставке были представлены:
— «образцы рыболовных снарядов, вяленой рыбы и вообще продуктов рыболовства Нарымского края, шкуры медведя, лося, росомахи»;
— «произведения гастрономической мастерской г. Фильберт, художественно-этнографические рисунки г. Кощарова и три картины самоучки г. Гуркина» (журналист отмечал, что краски на этих картинах «несколько грубоваты — в особенности небо картины «В сосновом лесу», но выставленные произведения обнаруживают в художнике-самоучке выдающийся талант. Вода, например, в той же картине «В сосновом лесу» исполнена прекрасно»);
Мастерство замечательного сибирского художника Г.И. Гуркина в изображении воды можно увидеть на этой, более поздней картине «Корона Катуни». Источник: artmuseumtomsk.ru
— «изделия чулочного заведения г. Миллера, искусственные цветы В.И. Соловкина, белье г. Вилькер, сукна г. Колосова, барнаульские шубы, ручные работы воспитанниц Томского Мариинского детского приюта и Владимирского приюта» (ТЛ. 1896. № 62) — и так далее.
Особенно журналисты хвалили «образчики местной сибирской флоры» — искусственные цветы Соловкина: «Кукушкины цветы», «Горицвет», «Касатик», «Любка», «Первоцвет», «Сибирская лилия» и т.д. А вот работы г. Вилькера, напротив, подверглись критике:
«Как вещь оригинальную и, конечно, совершенно для носки не пригодную, можно пожалуй, еще отметить две рубахи г. Вилькера, сделанные из сибирской бересты, одна их которых работы, впрочем, довольно грубоватой. Его же вышитая шелком картина — «Китаянка» — экспонируется на выставке, должно быть, как образчик китайской безвкусицы» (ТЛ. 1896. № 62).
Спешим заметить, что, к сожалению, далеко не все томские развлечения носили познавательный характер. В конце XIX века в городе все еще пользовались популярностью массовые драки — они же «кулачные бои».
Где-то на этих берегах Ушайки жители дореволюционного Томска сходились в «войнишках», доказывая свою молодецкую удаль
«В праздничные дни кулачный бой на лугу Ушайки процветает. В воскресенье и стар, и млад, и пьяный, и трезвый —все спешат посетить ледяное побоище и принять в нем хотя бы какое-нибудь участие. Некоторые, засучив рукава, действуют кулаками, другие с азартом следят за ходом боя и, в случае победы одной стороны, спешат помочь другой; третьи стоят и подзадоривают, чтобы лучше «сцепились». ...В ледяном побоище, принимающем к вечеру грандиозные размеры, участвуют подростки, дерутся и маленькие мальчуганы, питомцы местных школ. Не одно десятилетие праздновала 10 марта сего года томская войнишка, и не в последний раз она собиралась...» (ТЛ. 1896. № 58).
Бактериологический институт имени Ивана и Зинаиды Чуриных был построен в Томске только в 1904 году. А до этого средства на прививки собирали буквально всем миром
«Болезненная» статистика и пример долголетия
Как известно, в XIX веке людям надо было обладать железным здоровьем, чтобы выжить в условиях эпидемий, недостаточной медицинской помощи, некачественной еды и т.д. В местных газетах печатались «бюллетени заболеваемости» в г. Томске, из которых можно было узнать о самых распространенных болезнях этого периода.
Итак, вот этот список: корь, скарлатина, оспа, сыпной тиф, брюшной тиф, возвратный тиф, неопределенный тиф, перемежающаяся лихорадка, дифтерит, жаба, холера европейская, кровавый понос, острые желудочно-кишечные заболевания, свинка, коклюш, рожа, круп, сап, сибирская язва, водобоязнь, инфлюэнца.
Справедливости ради следует сказать, что больше всего заболевших оказалось в последний категории — «с инфлюэнцей». Но становится понятно и то, почему томичи с такой энергией ратовали за скорейшую организацию прививок. Газеты писали, например, о том, что дети все еще погибали от дифтерита:
«Кто хоть раз видел потрясающе страшную картину, как человек, — синий, багровый, с выражением бесконечного ужаса — задыхается, тот не забудет ее во всю свою жизнь. Тяжело смотреть на таких людей людям посторонним... что же в подобных случаях испытывают родители, глядя на своих детей?».. (ТСЛ. 1895.№ 47).
Только в 1904 году в Томске начал работу Томский бактериологический институт имени Ивана и Зинаиды Чуриных, в котором производились вакцины от целого ряда болезней (в 1906 году здесь, к примеру, была выпущена первая вакцина против оспы).
Удивительно, но даже и в таких условиях периодически обнаруживались настоящие долгожители — причем не в «высших слоях» населения. В заметке «Замечательное долголетие» газета писала:
«Около четырех лет тому назад в больницу общественного призрения поступал на излечение от паховой грыжи крестьянин из ссыльных Семилужской волости Петр Иванович Зотов. При поступлении он предъявил паспорт, в котором Зотову значилось 127 лет. Пробыв в больнице до весны, старик выписался... и нанялся пасти скот в дер. Ворониной. Этим делом Зотов занимался несколько лет подряд, затем, по его словам, сильно слабнуть стал и попал в поселенческую богадельню в Семилужном... Не найдутся ли в Томске добрые люди, которые приютят глубокую старость и избавят Зотова от необходимости кое-как существовать сбором милостыни? Зотову 131 год!» (ТЛ. 1895. № 68).
В этой истории, думается мне, заключена надежда для всех нас — надежда на то, что теперь-то, в век высоких технологий, наш век может увеличиться... По крайней мере до тех лет, которые выпали на долю дореволюционного долгожителя Зотова.
