Март 1917-го в Томске: месяц сходок и заседаний

Мартовские газеты 1917 года представляют собой богатейший материал для историков и... сплошное разочарование для обычного читателя. Практически вся томская жизнь после первой (февральской) революции 1917 года, отразившаяся на страницах «Сибирской жизни», была непрерывной чередой заседаний. Объявляли о сходках и об очередных собраниях томские грузины и украинцы, латыши и чехи, учителя и студенты, рабочие и чиновники, и т.д. и т.п. Практически постоянно заседал Томский временный комитет общественного порядка и безопасности, пытаясь решить первоочередные проблемы городской жизни. Посмотрим же, какие вопросы встали во весь рост перед томским обществом, вступившим в новую демократическую эру.

Свобода: уже отвоевана, но не укреплена

В передовой статье, которая называлась «Задачи момента. Свобода и хлеб» журналист констатировал:

«Вот уже пятый день в Томске кипит работа по организации населения <...> Кошмар гнета растаял. Пятый день мы празднуем свободу. Но было бы жесточайшей ошибкой думать, что это — все. Мы лишь на пороге чрезвычайно огромного пути... Свобода не приходит по слову. Она уже отвоевана, но ее надо укрепить.

Организованность — вот фундамент свободы... Население продолжает объединяться в общественных ячейках, в профессиональных обществах и в партийных организациях.

В будущем все это превратится, бесспорно, в несокрушимый институт организованности» (СЖ. 1917. № 53).

Ну а пока люди ощущали, как «на волоске» колеблется их обретенная свобода. Во время обыска в архиве губернского управления нашли 96 ящиков, в которых оказались винтовки, револьверы и патроны: зачем они там лежали, для кого предназначались?... Короткой строкой газета сообщала:

«Во всех полицейских участках города, по распоряжению комитета, произведен обыск, и все найденное оружие отобрано и препровождено в комитет» (СЖ. 1917. № 53).

«6 марта, по распоряжению временного городского комитета, в присутствии товарища прокурора местного суда... арестован начальник жандармского губернского управления Субботин и его помощник Потоцкий»... (СЖ. 1917. № 53).

Неудивительно поэтому, что газеты всячески подчеркивали: армия — за народ, она поддержала новое правительство:

«Вчера, в 5 часов дня, по Почтамтской улице церемониальным маршем прошел со своими офицерами весь 32-й сибирский полк с оркестром музыки, исполнившим марсельезу. Впереди полка солдаты несли красное знамя с надписью «Да здравствует республика!». Полк сопровождали толпы ликующего народа» (СЖ. 1917. № 53).

В этом же номере с заявлением выступили офицеры 39-го сибирского стрелкового запасного полка с опровержением слухов, распространившихся по городу «об измене 39 полка вновь установленному правительству и желании восстановить старый строй»: «все подобные слухи безусловного провокаторского характера», писали офицеры, на самом деле полк новое правительства поддержал.

На защиту новой жизни встало и студенчество, которое стало основой городской милиции.

^{Студенческая милиция. Отличительный знак — белая повязка на рукаве.}

О том, что важнее всего

В № 54 было опубликовано постановление Томского временного комитета общественного порядка и безопасности, в котором по пунктам перечислялись самые животрепещущие моменты, касающиеся попыток стабилизировать городскую жизнь в условиях, когда рухнул привычный мир вокруг:

«1. Всякое противодействие временному правительству или его представителю временному комитету является изменой и будет пресекаться самым решительным образом.

2. О дне, часе и месте устроители собраний и митингов должны уведомить комитет не позднее, чем за 6 часов до дня собрания или митинга.

3. Продажу мяса и мясных продуктов впредь до особого распоряжения производить во все будничные дни.

4. Оптовый вывоз всякого рода товара из Томска воспрещается.

5. Воспрещается продажа из магазинов, гостиниц, ресторанов и подобных заведений и частными лицами вина и всякого рода спиртных изделий.

6. Воспрещается ввоз в город, выкурка и продажа самосидки, браги, пива и иных хмельных напитков.

7. Отпуск вин и спирта из аптек совершается лишь по рецептам врачей и с разрешения комитета.

Виновные в нарушении настоящего постановления будут подвергнуты самому строгому взысканию по решению комитета» (СЖ. 1917. № 54).

Вопрос о спиртном обострился не случайно. Журналисты «Сибирской жизни» с тревогой сообщали:

«В последние два дня на улицах, особенно на окраинах, можно было видеть достаточное количество невменяемых вследствие опьянения.

Нам передают, что «самосидочники», очень дурно понявшие значение свобод, усиленно занялись своей деятельностью. Кроме того, обнаруживается подвоз «самогонки» из окрестных селений».

Газета призывала бороться с пьянством, организуя «летучие отряды трезвости»: «Пусть все сознают, что в эти ответственнейшие дни распространители пьяного яда являются врагами всего народа, изменившими новому свободному строю».

Кроме алкоголя, томский временный комитет пытался пресечь вывоз опта за пределы Томска, одновременно активизировав обыски по магазинам, складам и рынкам в поисках припрятанного добра. Как писала газета, главной целью было «произвести учет имеющихся в городе запасов предметов первой необходимости, не останавливаясь даже перед такими решительными мерами, как обыски, если это потребуется в целях наиболее успешного проведения учета» (СЖ. 1917. № 59).

Но в основном обыски были безрезультатными, о чем сообщалось в следующего рода объявлениях:

«Удостоверение

Мы, члены бюро, 6 марта сего года произвели обыск в магазине, а также в складах Гадалова и в новом соборе. Никаких запасов не было найдено.

Член бюро Карукес (подпись)

13 марта 1917 года. Печать комитета общественного порядка и безопасности, студенческая милиция, г. Томск» (СЖ. 1917. № 58).

Крестьяне и революция

Замечательный штришок о том, как восприняли революцию жители окрестных деревень, мы можем увидеть в одной из статей «Сибирской жизни»:

«Население уезда... встретило вполне сочувственно смену власти. Несколько двойственное впечатление произвело в деревнях отречение от престола обоих государей, но ни о каких эксцессах в деревнях пока не слышно. Из пригородных деревень были получены сведения, что там собираются ехать с коробами, в кошевках и с мешками в город, когда, по примеру 1905 года, начнется разгром магазинов. Исправник уверил комиссариат, что им приняты меры к прекращению подобного движения» (СЖ. 1917. № 53).

Так и слышишь это прекрасный крестьянский диалог:

— О, опять революция! Помнишь, как мы в прошлый-то раз? Бери в магазинах что хошь, все за евреями бегают, а двери-то нараспашку.

— Ага, надо мешков только побольше взять, и короб главное, короб не забыть!

Увы, на этот раз поживиться не получилось: погромов не было, магазины остались неразграбленными. Думается, с точки зрения крестьян, эта революция была плохая, в отличие от предыдущей...

Есть у революции начало...

Новая жизнь настоятельно требовала новых памятных дат. 10 марта по всей стране был объявлен «праздник великой революции»: предполагалось, что в этот день «все учреждения и торгово-промышленные заведения будут закрыты». Несколько позднее специальное объявление конкретизировало концепцию праздника:

«Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов поставил устроить 10 марта торжественные гражданские похороны товарищей, павших за свободу, и определить день 10 марта, первый день весны, днем воспоминаний о жертвах революции и всенародным праздником великой русской революции на все времена.

Временный комитет присоединяется к этому постановлению и объявляет гражданам Томска, что сегодня, 10 марта, все правительственные военные учреждения, учебные заведения и торгово-промышленные предприятия должны быть закрыты.

На Новособорной площади в 10 часов утра будет совершена гражданская панихида, после которой членами распорядительного бюро будет принят парад войск всего местного гарнизона. Порядок дня будет опубликован особо».

^{10 марта: праздник Великой революции в Томске.}

К этой новости в рубрике «Томская жизнь» газета добавила:

«В 10 часов утра начинается манифестация всего томского гарнизона, состав которого определяется в 70 тысяч человек. Войска пройдут церемониальным маршем от Нового моста до Соборной площади и выше. На пути войск будут устроены для ораторов четыре трибуны: около управы, почты, общественного собрания и на Соборной площади. Порядок будет поддерживаться войсковыми цепями» (СЖ. 1917. № 55).

По поводу почтения памяти погибших революционеров свое особое мнение высказал Г.Н. Потанин в материале «Памяти мучеников за свободу». Приветствуя свершившуюся революцию, он напоминал, что представители разных поколений борцов, начиная с декабристов, остались в сибирской земле, в том числе и в Томске:

«Могилы декабристов рассеяны по разным сибирским городам. В Томске нет могил декабристов, но есть более свежие могилы политических мучеников. На Преображенском кладбище похоронены князь А.А. Кропоткин, родной брат знаменитого эмигранта Петра Кропоткина, Тхоржевская-Волховская, Поспелов, Лавров, Кузнецов, Ковалева и др. <...> эти могилы должны быть взяты на попечение общества и окружены уважением.

Пусть никогда не зарастет к ним народная тропа. Пусть положенные на них цветы свидетельствуют о том, что прошло время, когда были возможны полицейские гонения на покойников» (СЖ. 1917. № 55).

Одним словом, и этот праздник был «со слезами на глазах», с почтением памяти погибших революционеров по всей России. И еще более грустно становится, когда вспоминаешь, что все дореволюционные кладбища Томска давно исчезли с лица города. Спасти удалось только отдельные могилы, в том числе Г.Н. Потанина, который покоится ныне в Университетской роще.

Ну а что же праздник 10 марта? Конечно он состоялся: была панихида, ликование, единение и специальный репортаж об этом событии в № 56 «Сибирской жизни».

Знаки царской власти: на свалку истории?

От символики самодержавия общество начало избавляться очень быстро. Газета сообщала:

«7 марта со здания управления Томской железной дороги на Соборной площади был снят вензель бывшего императора. Внутри здания со стен сняты были его портреты. В зданиях городского управления, на почте, в общественном собрании и других местах портреты и вензеля были сняты раньше» (СЖ. 1917. № 54).

^{По всему городу в марте снимали царскую символику}

В другом номере можно было прочитать следующую информацию:

«Клиническая аптека томского университета переделывает сигнатурки, где вместо слов «Императорского Томского университета» будут слова «Томского университета». На сигнатурках будет выброшен и императорский герб» (СЖ. 1017. № 59).

С темой царской символики оказался также связан сюжет, касающийся ректора Томского университета И.Н. Грамматикати. Газета описывала его следующим образом:

«Курьезный случай произошел 10 марта, в праздник русской революции. Ректор и профессор томского университета И.Н. Грамматикати, достаточно известный своей преданностью реакционному режиму, украсил свой дом на Буткеевской улице двумя трехцветными флагами, какие он обыкновенно вывешивал в царские дни.

Часов около двух шедшая по улице толпа учащейся молодежи, солдат и других лиц в несколько сот человек обратила внимание на эти флаги, сорвала их и уничтожила.

Перепуганный появлением огромной толпы перед его домом, профессор выбежал узнать, в чем дело. Ему объяснили и пристыдили, как он не понимает, что в такой день вывешивать эмблему самодержавия нельзя, что можно было вывесить только красный флаг.

Профессор стал оправдываться, что у него не было красной материи, а потому он мог воспользоваться только тем, чем располагал.

— Да ведь вы могли бы отпороть от ваших флагов синие и белые куски, и оставить красные, — заметили ему студенты.

— Вот этого я не догадался сделать, — сознался профессор» (СЖ. 1917. № 59).

Эта история получила неожиданное продолжение в виде письма в редакцию от самого профессора И.Н. Грамматикати, который, как оказалось, был крайне удивлен публикацией:

«Милостивый государь, господин редактор!

Сегодня в № 59 «Сибирской жизни» помещена заметка по поводу флагов, вывешенных на моем доме в день народного праздника 10 марта. По этому поводу спешу сообщить вам, что в этот день я ушел из дому в 8 часов утра в клинику, где необходимо было срочно оперировать больную, и вернулся домой только в 6 часов вечера. В мое отсутствие мой 70-летний дворник, видя на противоположном здании горного управления висящие флаги, по собственному усмотрению, без каких бы то ни было распоряжений с моей стороны, вывесил также флаги, которые были сняты при первом заявлении проходящих.

Никаких разговоров с собравшейся публикой у меня не было и не могло быть, ввиду моего отсутствия в доме в течение всего дня.

Вся история эта для меня неожиданная и крайне неприятная <...>

Марта 16 дня, 1917 г.

Ректора Томского университета, профессор Грамматикати» (СЖ. 1917. № 60).

В общем, загадочная произошла история. С кем же разговаривали студенты? Не смогли отличить собственного ректора от его же дворника? Или придумали разговор для красного словца, представив профессора недалеким ретроградом? Как бы то ни было, И.Н. Грамматикати действительно был практикующим хирургом, лечившим женщин от рака матки, и буквально через несколько дней, в марте 1917 года он отказался от должности ректора вследствие слабости здоровья, а в октябре этого же года умер — в конце длинного рабочего дня, от сердечного приступа...

Новости послереволюционного Томска

Причудливое смешение старого и нового представляли новости Томска в марте 1917 года. Вот некоторые из них.

Политические ссыльные возвращались домой: горожане горячо приветствовали их освобождение, собирали средства в пользу бывших «узников совести», устраивали благотворительные вечера и концерты. Особенно большой резонанс вызвала новость о том, что через станцию Тайга проедет «бабушка русской революции» — Е.К. Брешко-Брешковская. «Сибирская жизнь» писала:

«8 марта в помещении общественного собрания состоялось общее собрание томских студентов и курсисток. Студенческое собрание единогласно постановило приветствовать проезжающую из ссылки в Россию бабушку Брешковскую следующей телеграммой:

«Тайга, пассажирский поезд № 5, Брешко-Брешковской.

Томское общестуденческое собрание горячо приветствует бабушку русской революции, преклоняясь перед ее стойкостью в борьбе за идеалы свободы, равенства и братства.

Председатель собрания студент Поздняков».

Вместе с этим студенческим собранием постановлено было командировать в тайгу к поезду № 5 троих представителей студенчества для личного приветствия бабушке Брешковской. Представители выехали в Тайгу 8 марта» (СЖ. 1917. № 54).

А вот объявление, в котором традиционный музыкальный вечер имел теперь целью не благотворительность, а то, что сейчас назвали бы «политпросвет»:

«Музыкальная школа свободного художника Ф.Н. Тютрюмовой

19 марта 1917 года в общественном собрании дан будет

КАМЕРНЫЙ ВЕЧЕР,

посвященный сонатам для фортепиано и скрипки <...>

Весь сбор с вечера поступит на издание популярных листков, разъясняющих текущие события, для широкого распространения в народе, предпринятое обществом попечения о народном образовании» (СЖ. 1917. № 59).

И как обычно — сообщения о томской грязи:

«Несмотря на полную весеннюю распутицу, навоз и грязь глубоким слоем покрывают улицы города, не исключая и центральных. Очистка производится весьма вяло и лишь отдельными домовладельцами. Временному комитету порядка и безопасности необходимо принять самые энергичные меры против безобразного весеннего загрязнения улиц, на которых тонут пешеходы и пролетки» (СЖ. 1917. № 64).

В самом начале апреля готовились праздновать «первую Пасху в свободной России», в связи с чем была опубликована и такая трогательная новость:

«На улицах Томска появились вчера первые продавцы вербы» (СЖ. 1917. № 65).

И наконец — о достижениях новой власти:

«15 марта томский городской комитет общественного порядка и безопасности постановил учредить во всех мастерских и заводах г. Томска восьмичасовой рабочий день, возложив на особую комиссию наблюдение за строгим исполнением этого постановления господами предпринимателями» (СЖ. 1917. № 61).

Летопись мартовских дней

Кроме различных воззваний к студентам, женщинам, рабочим и разным категориям населения «Сибирская жизнь» опубликовала обращение к фотографам, в которых писала:

«Сибирское фотографическое общество, в задачи которого входит собирание фотодокументов, приглашает своих членов и всех фотографов-любителей, как в г. Томске, так и внегородских, возможно полнее зафиксировать происходящие события. Негативный материал общество просит предоставить во временное его распоряжение для напечатания копий, которые будут классифицированы, занесены в каталог и хранимы в музее общества» (СЖ. 1917. № 54).

^{Фотографы старались запечатлеть каждый миг революционного марта.}

В разделе объявлений уже через несколько номеров можно было встретить следующее сообщение:

«Снимки с процессий в дни революции.

В местных фотографиях и фотографических магазинах появились в продаже снимки с процессий, произведенные в первые дни революции и в день праздника революции 10 марта» (СЖ. 1917. № 58).

Ну и конечно, отреагировал на спрос рынок:

«В фотографии «Фантазия»

Продаются фотографические снимки, произведенные на улицах г. Томска в Праздник Революции, а также фотографические карточки Е.К. Брешко-Брешковской. Почтамтская, 17» (СЖ. 1917. № 59).

Кроме этого, газета уже от своего имени разместила следующую просьбу:

«Редакция «Сибирской жизни», обращаясь к общественным, профессиональным и политическим партийным организациям, просит их не отказать в присылке в распоряжение редакции (для текущей информации и в качестве исторических документов), всех исходящих от них документов, как-то: воззваний, обращений, положений, уставов и других документов, имеющих общественное значение» (СЖ. 1917. № 58).

Так что благодаря совместным усилиям как журналистов, так и фотографов события мартовских дней 1917 года дошли до нас в наиболее полном возможном объеме.

В качестве иллюстраций к материалу использованы снимки, опубликованные на ресурсах:

Революционные события в Томске: в фотографиях 1917 года / сост. Э. К. Майданюк. — Томск: ТОУНБ имени А. С. Пушкина, 2017. Томск 1917 года: от Февраля к Октябрю (по страницам музейного фотоальбома).