Февральское...
Февраль люблю. И всегда любил больше прочих за краткость и надежду. Это привычка из детства, и завелась она, наверное, потому, что именно февраль отсчитывал мне круги взросления. Лет до 13-ти это было волнительным, но потом я обнаружил, что среди одноклассников есть девушки, и волнительным стало совершенно другое.
Но февраль остался со мной навсегда. И, когда шесть лет назад в феврале родилась моя младшая дочь с глазами, которые я видел в детстве, когда сам заглядывал в зеркало, мне уже казалось, что я знал ответы на все вопросы. Поэтому буду предвзят. Кто возражает, может дальше не читать, у меня нет на вас времени.
Этот февраль в Томске напомнил нам, что второй календарный месяц — это месяц Фебрууса (лат. Februārius mēnsis) — «очистительный месяц». Он принуждал нас с вами быть в этот раз такими, как он, — чуть теплее. Легкие морозы в середине месяца всего однажды ночью напугали нас до -18, а последние пару дней февраля плюсовая температура держалась даже по ночам.
В выходные «потекла» вся новогодняя ледяная сказка. Власти города весь месяц совершенно оправданно никак не могли решиться покончить с Новым годом, выключить хотя бы елки и гирлянды на улицах и опорах. Может, в этом и было какое-то безумие, такая кроличья нора — место, где стирается грань между фантазией и реальностью, но город вместе с Кляйном и владельцем «Горсетей» Резниковым в эту нору провалился с удовольствием. Надо бы сказать им спасибо обоим или каждому в отдельности. Но поскольку пока не понятно состояние расчетов между ними, скажем спасибо февралю, который «выключил» праздники, которые кончились два месяца назад. И заодно стало понятно, кто в этом городе главный…
В теплом феврале нашли масштабы эпидемии гриппа в Томске. Это удивительно, потому что власти искали эти масштабы совсем в других местах: в частных аптеках, на складах фармкомпаний, департаменте здравоохранения и даже в СМИ, которые взялись употреблять термин «эпидемия» еще до того, как в «белом» доме даже шепотом этого никто не произносил.
Грипп подарил томским школьникам неделю выходных и наборы медицинских масок, которые тут же нашли применение в самых разных ситуациях, чаще никак не связанных с эпидемией. И эту маленькую детскую радость можно считать единственным убедительным итогом большой кампании против гриппа, затеянной в феврале «белым» домом вместе с рядом федеральных ведомств.
В первый день февраля на аппаратном совещании губернатор лично дал старт этой кампании двумя удивительными заявлениями. Во-первых, сказал Жвачкин, больные гриппом не должны ходить на работу. Во-вторых, регион, по словам губернатора, «не должен зависеть от иногородних поставщиков самых простых средств профилактики гриппа, которые взвинчивают цены и задерживают поставки». Второе не следует из первого, но объясняет экономическую природу любой эпидемии. И те из подчиненных Жвачкина, кто все-таки вышел на работу 2 февраля, начали бороться с эпидемией среди владельцев аптек.
Но публичная ревизия ценовой политики аптек, остатков на складах и контрактной работы с оптовыми компаниями — это не борьба с эпидемией. Желание регулировать этот бизнес объяснимо. В принципе, объяснимо даже желание его контролировать. Но, если самим не штамповать таблетки, делать то или другое из «белого» дома невозможно, потому что фармацевтический бизнес больше, чем «белый» дом. Поэтому решение сшить медицинские маски самим — гениально, а идея создать за счет денег регионального бюджета новую сеть госаптек, с которой выступило томское отделение ОНФ в пик эпидемии, — безумна. И она даже более безумна, чем спор людей по поводу перевода стрелок часов. Но в обоих случаях аргументы упираются почему-то не в деньги, а в проблемы здоровья.
25 февраля депутаты облдумы наконец-то проголосовали за смену часового пояса. Против были всего двое, один из которых единоросс Глок, возглавляющий в думе комитет по труду и социальной политике. Глока, как оказалось, пересечь линию партии заставили безработные мамочки с маленькими детьми, а не нефтяники, труд которых должен бы вдохновлять Глока по служебным обстоятельствам, а составителей регионального бюджета — по налогу на прибыль. Не хочу обсуждать сам факт решения о переводе часов, мне самому об этом надоело читать, скажу о том, что свалилось с этой телеги 25 февраля. А с телеги свалился север области — Стрежевой и Александровский район, жители которых высказались против перехода в другой часовой пояс. У них на этот счет есть свое объяснение, не суть важно. Важно другое.
Важно, что в минувшем феврале целостность и самостоятельность региона, о чем так любили болтать местные политики лет десять назад, осталась только на карте административного деления Западной Сибири. Жители северного Стрежевого и жители южного Томска живут в разных регионах. Это случилось, конечно, не в феврале, а лет 20 или больше назад, когда стрежевчане перестали заглядывать в рот «белому» дому. Но все эти годы областная власть только отодвигала север от себя. И то, что их не услышали и в этот раз, идет в ту же самую копилку.
Стрежевой давно смотрит в сторону ХМАО и в сторону Тюмени. С этими регионами нефтяная столица области интегрирована значительно глубже, чем с Томском, не имея при этом никаких межбюджетных отношений. У них там притяжение жизни. Товарооборот, транспортная доступность, трудовая миграция. Они давно не только в своем часовом поясе, они в другом регионе и даже другом федеральном округе. Их с Томском связывает все меньше. После этого февраля у нас общего еще меньше.
А вот мэр Томска Кляйн, комментируя февральское решение думы о смене часового пояса, вспомнил вдруг, что хотел бы сэкономить на этом, но не понял, на чем именно можно это сделать. «Ну, добавится вечером полчаса, что мы сэкономим? Я не понимаю такой экономии», — честно про деньги сказал мэр. Я тоже вот не понимаю, как мэр полумиллионного города может не понимать, когда нужно щелкнуть выключателем. Есть подозрение, что он просто не знает, где у него в кабинете этот самый выключатель.
Николайчук вот знал. Он приезжал на работу раньше секретаря как минимум на полчаса. Я как-то шел с ним по утренним пустым коридорам мэрии, чтобы поговорить без суеты и телефонных звонков, а он «зажигал». В феврале областной суд начал рассмотрение жалоб на приговор бывшему мэру, с которым не согласился ни сам Николайчук, ни прокуратура. За время, прошедшее с момента оглашения приговора, экс-мэр успел перебраться в Краснодар, где решил на старости лет давить вино, а не выключатели в мэрии. Но суть, конечно, не в вине, а в доступности неприступного Севастополя, откуда пару лет назад Николайчука привезли в Томск оперативники ФСБ.
Преемник Николайчука в феврале зачем-то тоже вспомнил о безопасности. Начальник УМВД по Томску Суриков еще в начале месяца отчитывался в гордуме о работе ведомства в 2015 году, а уже через неделю оказался в кресле заместителя Кляйна по безопасности, пустовавшему несколько лет. Сурикову, бесспорно, есть, чем заняться.
Мэрия перестала находить общий язык с местными силовиками. В последнее время в мэрии все валится из рук. Перед новым годом патруль ГИБДД тормознул машину с пьяным заместителем мэра Кляйна Кравченко, и служебное удостоверение чиновника не произвело никакого убедительного впечатления на полицейских. А в феврале, когда был большой пожар на Никитина, это стало понятно всем. Даже в МЧС стали считать позволительным ткнуть носом мэрию в любой чрезвычайной ситуации.
Технически связь с силовиками в последнее время шла через вице-мэра Цымбалюка, но тот потерял нюх в бесконечных компромиссах с участниками муниципальных тендеров и госзаказа. В какой-то момент этот зам Кляйна стал почти официальным палачом мэра, продюссируя все неприятные сценарии в муниципальной системе, включая скандальные увольнения и суды. И силовики поняли: невозможно договариваться с человеком, который кому-то принадлежит.
Суриков пока принадлежит им самим, поэтому говорит, что собирается бороться с коррупцией в мэрии. До сих пор никому изнутри здания по Ленина, 73, это не удавалось. Более того, все штемпельные истории про коррупцию, когда они сами кого-то подозревали или обвиняли, всегда разворачивались тем, что начинали подозревать их самих.
В последних числах февраля уволился управделами мэрии, доверенное лицо Кляйна Полбин. Прокуратура установила факт сокрытия им обязательств «имущественного характера». Что это за обязательства, не понятно. В публичном бизнесе Полбин всегда оставался в тени денег Кляйна. О его личных бизнес-историях сказать почти нечего. Он имел отношение к работе бара и магазина In Vino на Гоголя, но этот бизнес принадлежит барнаульской компании и, собственно, ею же и управляется. Юридически Полбин не имел никакого отношения к In Vino. Еще у Полбина с 2012 года была компания «Баррель-финанс», зарегистрированная на Фрунзе, 120, но 15 мая 2014 года, за два месяца до трудоустройства Полбина в мэрию, там сменился владелец, а в августе и директор. Суриков опоздал.
А вот свежая история про то, как в конце февраля отравились за обедом ученики лицея № 8, может быть долгоиграющей. Дети ели макароны по-флотски, которых не было в утвержденном меню и которые в принципе запрещено готовить детям в образовательных учреждениях. Почему запрещено, не знаю, мои дома едят с аппетитом.
Дело не в макаронах и дело не в обязательствах Полбина, о которых тот забыл рассказать. И даже не в том, как правильно насаживать санитарно-гигиенические нормы в школьной столовой или бизнесе. Сферу детского питания в образовательных учреждениях облепили ИП и ООО, которые в муниципальных тендерах возникают не случайно. Все эти люди — знакомые знакомых, и, если не директора школ, то в городском департаменте образования прекрасно осведомлены, кто и кого будет кормить. В этот бизнес редко попадают случайные люди. Учитывая дотации из бюджета за малоимущих, это десятки миллионов рублей в год. Они называют это аутсорсингом.
В последний день февраля губернатор отправил в отставку главу облдепартамента общего образования Щипкова. Похоже, февраль стал внеурочным для общего образования Томска. Как тот семилетний парень, которого собственная пьяная мать 7 февраля забила до смерти за плохие уроки, прогуливал неделями школу, и всем было плевать, жив он или устал. Эта история — про школу, куда каждый день идут наши дети. Власти города увлечены бюджетированием стимулирующих выплат учителям. Опека и полиция — отчетностью. Департамент образования делит аутсорсинг на питание детей среди странных ИП. А в феврале умирает от рук собственной матери семилетний пацан, до которого вся эта система была придумана на круг, а не дошла.
Мне нечего сказать про мать. Можно придумать какое угодно страшное наказание для этого человека, но самое страшное с ней уже случилось. Оставим ее с этим. И поцелуем своих детей, эта весна для них.
Такой был февраль.
