Леонтий Усов: «У Деда Мороза я попросил бы всем быть добрее друг к другу»
Решение сделать Леонтия Усова героем предновогоднего интервью было далеко не случайным. Мы провожаем год Гоголя, а Николай Васильевич — любимый усовский персонаж. Наступающий год — чеховский. Антон Павлович превозносим скульптором не менее автора «Мертвых душ», да и нет в Томске памятника оригинальнее и скандальнее, чем босоногий усовский Чехов «глазами пьяного мужика...» Опять же, не кому-нибудь, а Леонтию Андреевичу довелось нынче пожать в Кремле руку Дмитрию Анатольевичу, а также выпить чаю с принцем Майклом Кентским в Кенсингтонском дворце Лондона. Ну и главное — Усов настолько же мудр, насколько остроумен и насмешлив. Именно в такой тональности — полусурьезной, полушутливой — и хотелось провести это новогоднее интервью.
— Скульптуру Льва Гумилева, сына Анны Ахматовой. Скоро она будет стоять в Астане, в Евразийском национальном университете, который носит его имя.
— Сигарета в руке как настоящая, вот-вот задымится...
— Это не сигарета, а беломорина! Видишь, пачка «Беломорканала» лежит. Это символ ГУЛАГа, ведь Лев Николаевич отсидел 17 лет. А галстук, видишь, переходит в ступени. В ступени ада, которые он прошел.
— Замысел долго рождался?
— Нет, этот сразу! Но, признаюсь, все зависит от героя.
— Вы завершаете гоголевский год Гумилевым...
— Не совсем так. Я еще успею доделать Чехова, он у меня будет из свили — это такой березовый наплыв.
— ...а начинали 2009-й, помнится, Гоголем. Что вместилось между этими работами? Каким для вас был год уходящий?
— Очень удачным! В смысле выставок. В смысле денег — не очень.
— Да зачем вам деньги?! Разве мало внимания, славы?
— Я это все на деньги поменяю (смеется). Работы художника должны уходить. Не заставлять же ими мастерскую? Вот музеям я дарю. Кстати, сейчас мои работы музеи уже хотят. Я становлюсь модным что ли... В музее Гоголя мне вообще собираются отдать целый зал. Так вот о выставках. Их было четыре. Две московские, одна в Питере и еще в Таллине. Самая большая, конечно же, посвященная 200-летию Гоголя. В музее Москвы у меня было два зала. Я там двадцать Гоголей выставил.
— Сколько же их у вас сейчас?
— Больше двадцати. Да, еще в октябре в Лондон, в Пушкинский дом возил Шекспира. Это была выставка одной работы к 400-летию выхода шекспировских сонетов. Я участвовал в совместном проекте с Андреем Олеаром. Он возил книгу сонетов в своем переводе, а я — своего Шекспира. Тогда нас принц Майкл Кентский и приглашал на чай, потому что выставка проходила в библиотеке его дворца. И новый год уже обещает быть не хуже. 29 января - выставка в Мелихово, в доме-музее Чехова.
— Антон Палычей у вас сколько?
— Пока одиннадцать, но по замыслу должна быть чертова дюжина! Весной в Австралию еду. Пригласили вести мастер-класс в одном из университетов. В октябре снова Лондон, чеховский фестиваль...
— Слушаю вас и вертится в голове избитая фраза «Нет пророков в своем Отечестве». Мне кажется, что в столицах и в мире вас знают и ценят лучше, чем в Томске?
— В чем-то согласен. Да, там меня признают мастером, мэтром. А здесь я и не стремлюсь утвердить себя в роли классика... Живу как живу.
— Он же распался. Я сейчас в Творческом Союзе художников, я член Союза театральных деятелей, почетный член московской писательской организации...В общем, я многочлен. Но это все бумажки. Вот Гумилев — это настоящее.
— Сколько вас знаю — слава не кружит голову.
— Ну мне же не семнадцать! В этом возрасте еще можно не перенести испытания «медными трубами». А чем старше и известнее — проще должен быть. К чему высокомерие? Со стороны это просто смешно!
— Не могу не спросить про Кремль и Медведева, который вручил вам в ноябре нагрудный знак «Заслуженный художник России». Что-то впечатлило?
— Наверное, большое количество известных людей — Спиваков, Карцев, Ширвиндт, Язов, мой любимый бард Митяев, Коля Басков...
— А Медведев, правда, маленький?
— Ну вот вровень со мной — какой же маленький! Где-то метр семьдесят. Значит, средненький.
— И фуршет был?
— Конечно! После церемонии пригласили в соседний зал, и президент с нами. Разлили шампанское, конечно же французское, «Мадам Клико», и распорядитель подсказывает - «Чокайтесь с президентом!» Толпа и ринулась...
— А вы?
— Не люблю быть в толпе. Мне хватит того, что президент руку пожал. Я ведь с тех пор ее не мою, только после Нового года.
— А как «Мадам Клико»?
— Кислятина! Шампанское, конечно, хорошее, но невкусное. На наш вкус. Я и во Франции пытался пить, но еще не привык. Вот вино французское сухое люблю.
— Тогда плавно переходим к вашему новогоднему столу. Что там будет стоять обязательно?
— Сухое красное французское, водка мариинская «Медвежий угол», наше «Советское шампанское». «Мадам Клико» не будет — в Кремле надоело.
— А из традиционных блюд?
— Мы все собираемся у сына Андрея (спортивный комментатор ТВ-2 — Н.А.) и готовит стол моя сноха Вера. Не знаешь Веру Кучинскую? Она на ТВ-2 по утрам разные кулинарные сюжеты ведет. Готовит божественно! Ну конечно обязательно будет «шуба». Зима ведь! И холодец — святое дело.
— Ваш внук Ленька еще верит в Деда Мороза?
— Верит! .Дед Мороз к нему каждую новогоднюю ночь приходит.
— За ним тут глаз да глаз нужен! Хочу, говорит, как деда, резать.
— Научите?
— Конечно! Интерес есть. Хотя у него интересов хватает — спорт, пение, рисование...
— А внучка Василиса чем радует?
— Да всем! Ей только полтора — одним своим видом.
— А вы в Деда Мороза уже не верите?
— Давно! Еще в детском садике веру потерял, когда вдруг увидел, что Дед Мороз — это моя мама!
— А новогодний подарок какой запомнился?
— Когда мне было лет пять, старший брат подарил меч. Помню, зима, мороз, я лежу на русской печке и вдруг вижу огромный, больше меня, деревянный меч! Я прямо заорал от восторга! Столько с ним играл потом...
— Может оттуда и пошла любовь к дереву?
— Возможно.
— Знаете, сейчас у президента или премьера принято что-то просить. И они дарят то платье девочке, то часы рабочему, то компьютер...Представьте, что наш президент — Дед Мороз и все может. Что бы вы попросили? Для себя, для России?
— Чтобы люди стали добрее друг к другу. Чтобы понимали — от всех бед спасет семья. А для России? С ней ничего не случится. Она после любого сложного испытания всегда выходила только сильнее.