Роберт Акопян: «Грузинам не показывали, как их президент жевал свой галстук»
Его герой азербайджанец Али из спектакля «Разорванная цепь» гибнет в болоте, где-то в Сибири. Его белорус Захаров из «Адели» уводит из-под венца чужую невесту. Его грузинский князь Пантиашвили делает кульбиты на сцене, чтобы спрятаться от Ханумы. Томск недавно увидел заслуженного артиста Армении Роберта Акопяна в образе европейского врача в спектакле «Исповедь врача» по Стефану Цвейгу. Но разговор с актером Ереванского русского театра начался с вопроса, не имеющего отношения к искусству.
— Как выглядит Россия глазами бывшего соотечественника, а теперь жителя суверенной Армении?
— Не знаю, как у других, у меня нет ощущения, что Россия стала чужой, как только развалился Советский Союз. Наш театр — центр русской культуры в Армении. Мы пропагандируем русский язык, играем русскую классику и современную российскую драму. Зрителей за последнее время стало больше. Люди смотрят один и тот же спектакль по несколько раз. Значит, им это нравится.
Сегодня много русского капитала в Ереване, в других городах Армении. В стране работает АЭС, построенная вместе с Россией, российские строительные кампании осваивают районы Еревана. К нам в гости часто приезжают представители правительства Москвы. Постоянно гастролируют российские театры и артисты. Вот на юбилей нашего русского театра приезжали Олег Табаков с артистами из «Табакерки», а прошлым летом гастролировал театр «Мастерская Петра Фоменко»...
— Даже война с Грузией не поколебала позитивное восприятие России? Ведь ты — тбилисец по рождению. И в те дни пятидневной августовской войны был как раз в столице Грузии. Какая картина мира виделась с Авлабара, где стоит новая резиденция президента Грузии?
— Конечно, все жители Тбилиси и Грузии воспринимали Россию негативно. У них, кроме информации по пропрезидентскому телеканалу, никакой другой не было. Все русскоязычные каналы были перекрыты. Ежедневно, ежечасно во всех СМИ только и говорилось: «Россия оккупировала, Россия напала, разбомбила… Вот сейчас будет бомбить Тбилиси…» Никакой другой, даже нейтральной, информации не было. Показывают картинку: в огне, среди обломков дома лежит женщина и кричит: «Помогите!» Что должен делать любой человек в такой ситуации? Броситься на помощь. А оператор вместо этого снимает подробно, как она в огне кричит. Значит, это поставленный эпизод, и женщина — актриса... Известные кадры, когда Саакашвили прячется как бы от российских самолетов. Но я, знающий грузинский язык, слышу, как переговариваются его охранники: «Убежал. Держи его!»
Зато с помощью таких вот «картинок» нагнетался страх, антироссийская истерия. Горожане семьями покидали свои дома, чтобы спрятаться где-то в горах или кахетинских деревнях, многие ночевали просто на улице, часто под дождем, боясь заходить в дома. Во дворах, куда выскакивали после каждой тревоги, мужчины говорили: «Вот сейчас американский спецназ высадится в Батуми, и мы сделаем этих русских…»
Самую первую альтернативную информацию увидел только по Ереванскому телевидению. Я вернулся домой, включил телевизор и стал смотреть и русские каналы, и EuroNews, и CNN. Всех этих передач в Тбилиси не транслировали, эти каналы не вещали. Ведь грузинам не показывали, как их президент жевал свой галстук.
— А твои родные тоже выскакивали после каждого выпуска новостей?
— У меня папа — инвалид первой группы. Он сидел в коляске, и мы рядом с ним. Я был уверен, что жилые кварталы не будут бомбить. Даже если бы было принято решение бомбить Тбилиси.
— Ха, «иногда»! Да постоянно возникает! Я все время вспоминаю ту страну. Хотя бы потому, что присягал на верность Советскому Союзу, когда служил в армии. А служил под Ленинградом. В советские времена много ездил по СССР, добрался даже до Тюмени.
Песня «Мой адрес — Советский Союз» — лейтмотив моей молодости.
Вот я приехал в Томск и не ощущаю враждебности. Хотя Армения и Россия — разные страны. Но мне ни разу не приходилось показывать паспорт. Да я его и не брал, когда выходил на улицу, как не беру дома. Очень редко встречаются города, как Томск — города такого спокойствия. Здесь живут доброжелательные люди. В Томске меня поразила армянская диаспора. Еще на въезде в город увидел армянскую часовню, и сразу сделалось хорошо. Потом узнал, что здесь обучают армянскому языку. И это тоже правильно, значит, армянские дети не потеряют свою многовековую культуру. Я был восхищен ансамблем «Наири»! Выяснилось, что у вас практикуют армянское восточное единоборство. Хотя учитель живет в Армении, а у себя на родине я даже не слышал о нем. Удивило то, что армянским единоборством занимаются не только дети армяне, но и дети других национальностей — немцы, русские, татары...
— Чем больше знакомлюсь с культурами разных народов, национальным искусством, тем сильнее убеждаюсь, что искусство сильнее войны. Ты разделяешь такую точку зрения?
— Я могу так считать. Но это субъективно. К сожалению, не все так считают. Осадок от проявления жестокости остается. В Армении, думаю, будет долго день 24 апреля отмечаться как День великого плача по жертвам геноцида, когда турки вырезали полтора миллиона армян. Это невозможно забыть! Хотя говорят, придет новое поколение — забудется...
— А история с Нагорным Карабахом. Она забывается? Меняются оценки события?
— Думаю, нет. Остаются прежними. Когда мы играли «Разорванную цепь» в Степанакерте, то мне говорили: «Это для тебя опасно». На самом деле, не было ничего героического. Мы сыграли — люди посмотрели, подошли и сказали: «Спасибо за игру, ты это делал очень хорошо. Но с твоей мыслью мы не согласны. Не бывать дружбе армян и азербайджанцев». Но мы не предлагали — давайте подружитесь. Мы предлагаем диалог. Какой-никакой, а диалог должен быть. Что мы видим сегодня? Президент Турции приезжает в Ереван. Израиль начинает договариваться с Германией... Сама жизнь заставляет: в любой ситуации надо искать компромисс.