Феномен Макарова: пятьдесят на пятьдесят
Его задержали за взятки и закрыли в СИЗО. Показали в кино — с «арестантскими» обедами из ресторана и деньгами в столах и стульях. Набрали десятки томов с доказательствами преступлений, признали виновным и осудили. Но народ, традиционно ненавидящий власть и всех ее представителей, продолжает любить своего мэра, собирая подписи в его поддержку.
Процесс над Макаровым расколол сообщество томичей на два почти враждующих лагеря. Конечно, сторонников у экс-мэра и раньше было предостаточно. Пока он пребывал в СИЗО, бабушки у подъездов вдыхали ароматы от неубранных мусорок и ностальгически вздыхали: «при Макарове такого не бывало». Вторая половина сторонников сдержанно кивала — суд еще покажет, виновен он или нет. И тем, кто кричит, что вор должен сидеть в тюрьме, приходилось ждать окончания суда.
Дождались все. И последние торжествующе заорали: и про вора, и про закон, который един для всех. Бабушки у подъезда горестно вздохнули: никто теперь уже не уберет в этом дворе мусор. А остальные просто вздрогнули. Вздрогнули от той системы правосудия, которая вдруг предстала во всей красе.
Неудивительно, что большинство политиков и чиновников предпочитают сегодня уклоняться от комментариев, признавая все же — приговор излишне суров. Удивительно другое: многие из них заявляют, что о преступлениях Макарова знали давно. Знали, но молчали. Знали, но говорили об этом самому мэру — перестань, доиграешься.
Но точно такая же позиция прокуратуры не просто удивляет, но сильно изумляет — гособвинитель Караваева заявила, что о преступлениях Макарова известно с 1998 года. То есть мэра попросту «вели», позволяя при этом совершать все новые и новые преступления, в ожидании отмашки, когда будет можно взять? А наивные граждане-то думали, что главная задача правоохранительных органов — предотвратить.
Так или иначе, но нынешнюю систему правосудия охарактеризовали даже те, кто этого не хотел. Энергетик Резников, ничуть не защищая Макарова, в телеэфире вдруг заявляет: Лазарев на свободе, потому что «сдал» мэра. Заметим, сдал не перед тем, как передать взятку за ТКС, а в процессе следствия. И был вознагражден за это сполна: ни за передачу взятки, ни за украденную у города котельную отвечать не пришлось. И прокуратура тут же подхватывает: да, отвечать по закону должен, но есть куча обстоятельств.
Как бы ни хотелось, но избежать комментариев по поводу проявленной к экс-мэру исключительной жестокости прокуратуре не удалось. Понятие «утрата доверия» за месяц настолько обрело популярность, что его используют даже блюстители закона, подменяя им сам закон. Обвинитель Караваева заявляет в эфире: преступление совершил на посту, не оправдал доверия, и это тоже принималось во внимание судьей.
Первая же судебная аналогия: пьяный асиновский следователь Кодров, убивший двух девочек. На посту руководителя отдела СКП, при погонах, имеющий не самые лучшие характеристики от своего же начальства. Но вместо утраты доверия и сурового приговора получает пять лет колонии из девяти максимально возможных.
Вспоминать все подобные решения излишне, достаточно просто заглянуть в Интернет. Грустным достижением последних лет стало то, что справедливости изредка можно добиться только благодаря ему — через блоги. В целом же правосудие в нашей стране все больше становится карательным, заставляя вздрагивать вполне законопослушных граждан.
И вряд ли гособвиниель Караваева задумывается над тем, что благодаря таким как она, 80 процентов граждан нашей страны, включая едва подросших детей, боятся милицию. Над тем, что приговор Макарову войдет в историю не как суд над взяточником и коррупционером, а как пример успешной борьбы с инакомыслием. И ей все равно, что ровно половина из опрашиваемых разными СМИ томичей сочли приговор несправедливым и излишне суровым.
Да и письма вроде того, что сейчас написано в адрес Макарова и начинается словами «мы с вами», она вряд ли читает. А если и читает, то прокурорская форма вполне позволяет наплевать на очень и не очень известных, но уважаемых людей, подписавшихся под письмом. Ведь ее мнение — мэр ничего не сделал для города — оказалось куда более решающим.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора