Он извлекал из своей души то ангела, то дьявола...

Это интервью было написано для газеты «МК» в Томске» восемь с лишним лет назад, в ноябре 2002-го. Поводов тогда оказалось два, и все замечательные! 55-летие Владимира Варенцова и получение им звания народного артиста. Помню, как волновалась, готовила вопросы, а он поразил искренностью, прямотой высказываний, нескрываемой горечью за состояние культуры. Когда на следующий день принесла уже готовый материал, Варенцов «просмотрел» его за три минуты, не поправив ни строчки. Я даже опешила… А на прощание взял со своего гримерного стола букет гвоздик (явно подаренный поклонницами-театралками) и вручил мне. Вот таким он был импульсивным, эмоциональным, с широкой русской душой. Пусть в дни прощания с великим томским артистом еще раз прозвучит его голос с размышлениями о славе и смысле жизни, о власти и народе, о любви к единственной женщине и Тимирязевскому бору…

…С Владимиром Васильевичем мы договорились встретиться в театре сразу после утренней репетиции. Время у артиста было рассчитано буквально по минутам: накануне – премьерный спектакль, а следом – бенефис. Чувствовалось, что выкроенный журналисту час перед вечерним прогоном Варенцову дорогого стоил. В тесную гримерку (одну на троих с Киржемановым и Руцким), где по стульям были разбросаны прозрачные одеяния из «Тарелкина», постоянно стучали то артисты, то костюмеры, то администратор… Мы сразу предупредили друг друга: он – что будет много курить, я – что намерена больше спрашивать о жизни, а не о театре.

Славой «народного» не испортишь

— Академик Капица считал, что детство у человека — до 25 лет, юность — до 50, зрелость — до 75, а дальше начинается период мудрости… Вы, в свои 55, в каком периоде находитесь?

— Ну уж какая юность в 50! А зрелость в 75! До этой зрелости мало кто и дозревает. Нет, возраст все равно ощущается. А мудрости надо набираться с каждым годом. Иначе не стоило и на свет появляться. Естественно, в каждом возрасте есть своя прелесть. Но я никогда на эту тему не задумывался. Ну не хочу и все! Мне это не интересно. Конечно, я чувствую, что энергетики у Варенцова поубавилось, но, слава Богу, еще есть! (стучит по столу). А что записано в паспорте, мне без разницы.

— А как быть с днями рождения? Вы же их отмечаете?

— Я отмечал только 18, 25, 33, 50 и 55.

— А обычные даты?

— Никогда! Ну выпьешь по рюмочке с женой и все. Ну не знаю… Я даже иногда забывал об этом. Пройдет несколько дней, потом спохватываешься — о, Господи, у меня же день рождения был! И это нормально, по-моему. Я до сих пор не понимаю, почему нужно отмечать 55 или 60?

— Так, к возрасту вы относитесь безразлично, а к званиям?

— Не считаю себя человеком, которого могут испортить слава, ордена, богатство… Получив «народного», я остался абсолютно таким же, каким был. Можете у окружающих спросить.

— Звание предполагает какие-то материальные блага?

— Никаких! У нас это называют «культурно и недорого». На местах руководитель театра имеет право сделать прибавку к жалованию, и она у меня есть, но, право же, давайте не будем об этом говорить. И все же, пусть не покажется, что я рисуюсь и остался равнодушен к званию. Нет, это серьезная оценка моего труда и, можно сказать, жизни. Пусть даже только моральная.

Госпремия за антисоветщину

— В 1976 году вы, вслед за Киржемановым, перебираетесь из Кемерова в Томск. А с вами Афанасьев и Платохин. Причина — в интересном, смелом и уже замеченном столичными кругами режиссере — Феликсе Григорьяне. Он ставит спектакль по пьесе Залыгина «Соленая падь», где вам предложена главная роль Ефрема Мещерякова. А в 1978-м и Григорьян,и Варенцов получают Государственную премию…

— Этот спектакль, ставший сегодня почти легендарным, произвел в стране настоящий фурор. Тогда, в конце 70-х, каждый носил кукиш в кармане и пытался хоть как-то пнуть существующий строй. Если в двух словах, то в спектакле была сказана грубая правда об истории Гражданской войны. Не напрямую, конечно, а завуалировано. Суть пьесы не поняло до конца даже партийное руководство. По этому поводу Олег Ефремов сказал Григорьяну: «Феликс, говорят, ты поставил какой-то антисоветский спектакль?» На что Феликс ответил: «Я за это еще и Государственную премию получил».

— Ну за это-то вас вознаградили материально?

— Да, сумма была очень приличная.

— «Соленая падь» стала исключением из того потока пафосных советских пьес, заполонивших тогда театры. Нелегко было играть фальшивые тексты?

— Знаете, в то время везде существовал второй план — писал ли ты картину, сочинял музыку, играл роль… Артист не мог сказать большего, чем позволял текст, но он мог так прочитать то же стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, что все понимали, о чем идет речь. Люди прекрасно слышали скрытое между строк. И конечно, отдушиной являлась вечная классика.

— А Ленина приходилось играть?

— В Томске — только на концертах и капустниках. Да тогда и пьес таких уже почти не шло. И я вам скажу, что Ильич — самая простая роль в советской драматургии.

— ?..

— Все шаблонно, схематично в этих пьесах, без всякой глубины человеческих отношений

— А как зал реагировал?

— Замечательно! Как только выходил человек, похожий на Ленина, возникал шквал аплодисментов. Но мы же были все так воспитаны. Ленин был нашей святыней.

Весь Томск — большой театр…

— В отличие от простого смертного, жизнь артиста вмещает сотни жизней своих персонажей. От этого собственная кажется длиннее или эмоциональные переживания каждого героя ее укорачивают?

— Ведь известно, что в каждом человеке живет и волшебник, и злодей. Дело — за обстоятельствами. Сцена предоставляет такие обстоятельства. И вот я, где-то далеко-далеко, из глубины души, извлекаю на свет то ангела, то дьявола… Я не существую однозначно, всю жизнь в одном образе. В этом прелесть профессии. И моя жизнь от этого, конечно же, только богаче.

— А случается так, что после спектакля, уже дома, так и не успеваешь отойти от роли?

— Да нет, настоящий артист должен быстро сбрасывать маску. Игра игрой, а жизнь — жизнью. Хотя жизнь — это ведь тоже театр…

— Тогда представим, что наш город — это театр. Кто, по-вашему, в нем главные герои?

— Конечно, и у мэра, и у губернатора свои роли. Но главный герой — народ, наши жители. А руководители — они ведь избранны народом и должны ему служить. Но в их ролях самое важное — это колоссальная ответственность за огромное количество людей. Колоссальная ответственность! И потому это очень тяжелые роли.

— Два года назад вы тоже собирались идти во власть, были кандидатом в депутаты городской думы. Зачем Варенцову это было нужно?

— Думаю, никто не заподозрит артиста в преследовании каких-то корыстных целей. Это исключено. Просто горько видеть, что происходит с культурой… Как закрываются клубы, библиотеки, как урезают финансирование детских дошкольных учреждений, кружков и секций дополнительного детского образования (моя жена там работает), как сокращают педагогов, а детей в прямом смысле выгоняют на улицу. А ведь все эти организации существуют для того, чтобы человек нашел свой талант. С какой болью об этом говорил Василий Макарович Шукшин! Каждый человек, писал он, рожден с талантом, да еще не с одним. Но вся трагедия русского человека в том, что не может он раскрыть своего таланта. Так сложились обстоятельства его жизни: не встретил интересного человека, не нашел своего занятия, не прочел нужную книгу в нужное время. И всё — ломается судьба человека! Такой раздрызг в душе идет! Поэтому вырезает шукшинский кузнец из деревяшки фигуру Стеньки Разина и плачет от жалости к себе… Считаю, что смог бы защитить те оставшиеся островки культуры, которые сегодня так бездумно уничтожают.

— Если честно, не хотела, чтобы вы стали депутатом. Город потерял бы артиста, а что приобрел бы — неизвестно. Власть почему-то так меняет людей…

— Хоть я и не прошел, но сама предвыборная кампания мне дала очень много. Я столько увидел, столько услышал… У людей огромное недоверие к власти. И народ так материально неблагополучен…

— Вы сейчас не входите в какую-нибудь партию? Их сейчас столько развелось…

— Я тоже в них не ориентируюсь. Но вот была бы партия совести, партия ответственности за данную тебе власть — я бы туда пошел.

— Судя по всему, вы — патриот Томска?

— Я очень люблю этот город! Очень! Почему? Здесь особенная аура. По себе определяю. В других городах, даже на родине, моя энергия падает, а в Томске её — избыток. Мне здесь радостно жить.

«Вот Путин — простой человек или нет?»

— Вы верите, что у нас есть несколько жизней?

— Верю в то, что человек не уходит просто так. Это было бы слишком грустно. Знаю, что после моей смерти, не дай, конечно, Бог, мое существование на этом не закончится.

— В чем тогда, по-вашему, смысл жизни здесь, на земле?

— Ну и вопрос! Во всей русской классике на него никто однозначно не ответил. Это вечный вопрос. Особенно на Руси.

— Тогда давайте попроще. Как должен жить человек?

— Все же в Библии есть. Десять заповедей — вот и живи по ним. Может быть, в этом и есть смысл.

— Вам бывает стыдно за свои поступки?

— Конечно, иначе я был бы просто скотом. Характер у меня не подарок. Иногда самому противно за себя. Самое главное — сдержать эмоции, не взорваться. Я очень эмоциональный человек.

— На сцене у вас очень хорошо получается образ простого человека…

— Я вообще не понимаю, что такое «простой человек»? В деревне — простые люди? А вот именно там, в глубинке, я встречал самых интеллигентных людей. У них не было высшего образования, высоких должностей, Но присутствовало главное — чувство такта и уважение к незнакомому человеку. Там тебя не оскорбят, не обидят походя. А простые они — потому что живут в избе и Кафку не читают? Шукшин как раз писал про таких людей, но все они были непростые, сложные. Поэтому я не разделяю людей по их профессии на простых и сложных. Понимаете? Вот наш президент — простой человек?

— Думаю, что нет.

— А почему он непростой? Он простой. У него должность непростая. А я не играю должности. Мне наплевать, должность еще ни о чем не говорит! И президент, и любой мой герой — они обыкновенные люди. Другое дело — масштаб ответственности у них совершенно разный.

Любить Элеонору и больше ничего

— Расскажите о своей жене…

— С Элеонорой мы познакомились в Брянске. Я тогда только закончил театральное училище. Оба — из простых семей, далеких от театра. И с тех пор вот уже 35 лет вместе. Она у меня — мудрейший человек. Поражаюсь ее терпению и тому, как умело направляет меня в нужное русло.

— И вы поддаетесь?!

— Запросто! Вообще она как-то классно сказала своей снохе: «Женщина воспитывает себе мужа». И я с ней абсолютно согласен.

— А как два артиста уживаются вместе?

— А мы очень редко видимся. Элеонора — художественный руководитель хора мальчиков и юношей «Глория», уходит на работу, когда я еще сплю. А я возвращаюсь — она уже спит. Хорошо, если подождет, и можно с часок пообщаться. Мы просто не успеваем надоесть друг другу. Хотя, если серьезно, есть случайные браки, а есть те, что совершаются на небесах. Нам повезло.

— Тогда ваш секрет семейного счастья...

— Черт его знает! Да любить надо и больше ничего. И нести ответственность друг за друга.

— А сын не пошел по вашим стопам?

— Да ни в коем случае! Слава Богу, он студент-историк. Идти в нашу профессию — это огромный риск! Если ничего не достигнешь, у тебя такой комплекс неполноценности может развиться, что неизвестно, к чему придешь. Здесь надо быть достаточно сильным, чтобы не сломаться.

— Говорят, вы заядлый рыбак? Каким уловом можете похвалиться?

— Не буду фантазировать по поводу размеров своей добычи — все равно никто не поверит. Люблю сидеть в лодочке, на тихом озере… Но где — не скажу. Еще люблю грибы собирать. Наш Тимирязевский бор — такого нигде в мире нет.

— Какую книгу сейчас читаете?

— Одностишия очень известного современного автора Владимира Вишневского. Не читали? Я просто удивлен… Ну, например, «О, как внезапно кончился диван». Или «В моих объятьях ты незаменима». А вот еще — «Да это я тут гранями сверкаю». Как?! И напоследок — «Я в душу вашу не доплюну». Это же замечательно!


P.S. Прощание с народным артистом России Владимиром Варенцовым состоится 31 января с 13 часов в фойе театра Драмы.