Куликовская битва
Нелегальная трудовая занятость осужденных: частный случай или явление?
Заключенный в томской колонии ИК-3 потерял три пальца при невыясненных обстоятельствах. Полтора года идет проверка. Силовые ведомства бьются. Следственный комитет ищет вину учреждения, где получил травму Александр Куликовский. УФСИН защищается.
Весточка с «зоны»
25 декабря 2018 года неприметный человек, представившийся родственником потерпевшего, зашел в приемную уполномоченного по правам человека Елены Карташовой чтобы передать письмо, написанное от руки на листочке в клеточку. Осужденный Куликовский (фамилии действующих лиц, отбывающих и уже отбывших наказание, в тексте изменены) писал о том, что во время работы на фуговальном станке он повредил левую руку, пальцы пришлось ампутировать. Строгал обвязку, боковую стенку для нард. Работал на столярных работах бесплатно, в течение многих месяцев: с декабря 2017-го по июль 2018-го. Смены длились с 7-ми до 22-х, без выходных. Физически и морально был измотан. Устал, не заметил, как затянуло руку. Двигатель шумит, опилки летят… Вот тебе и травма.
…25-го июля того же года, примерно в два часа дня Куликовский остановил станок, правой рукой зажал рану и побежал в медсанчасть. Помощь оказали оперативно. Продезинфицировали, обезболили. Уже через час сюда, на улицу Демьяна Бедного, примчался хирург из областной «тюремной» больницы, что располагается на территории ИК-4, на улице Нахимова. На следующий день Куликовский был доставлен в больницу, в декабре побывал в хирургическом отделении еще раз. Ему установили пластиковый сгибатель на третий поврежденный палец — так, чтобы левая рука частично могла функционировать, захватывать и удерживать предметы.
Дальше цитируем письмо. В июле в больницу «прибыл оперативник и попросил подписать бумагу о том, что это (травма — прим. автора) случилось при других обстоятельствах, якобы я отдавил пальцы ящиком с кирпичами».
И Куликовский подписал эту бумагу.
По сути человек меняет показания, причем радикально. Почему он так сделал? Я не могу дать ответа. Я не отбывала наказание, не жила в бараках, которые сейчас называются общежитиями (но суть их от этого не меняется), я не ходила, следуя унылому звуковому сигналу, два раза в день на проверку. Можно и дальше нагнетать этот эмоционально-лингвистический ряд, подтверждающий зависимость человека от среды, тем более от среды тюремной, «зековских» законов, от давления морального и не только.
Куликовский — несильный человек. Но он человек. И имеет право на ошибку.
«Ящик с кирпичами». Мы это запомним.
Первого апреля 2019 года автор этих строк (на тот момент — член Общественной наблюдательной комиссии Томской области за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания) встречается с Куликовским. Худой, 27-летний мужчина, он уже машинально прячет свою беспалую левую руку в шапку. Уже привык быть калекой. Держится спокойно, уверенно. Прошу сотрудников администрации принести журнал учета происшествий в учреждении, где должны быть зафиксированы все несчастные случаи.
Запись следующая. «25 июля 2018 года осужденный К. уронил сейф, повреждены фаланги пальцев». Ну, теперь вот такая версия…
Аберрация мышления
Аберрация мышления — это просто беда. Она настигает почти всех руководителей закрытых ведомств и уж учреждений УФСИН, наверное, в первую очередь. Аберрация мышления — вольное или невольное искажение видения. Например, человек видит лошадь, а думает, что видит слона. Начальник колонии должен принять все меры для исправления осужденных, адаптировать их к последующему освобождению, способствовать охране прав, свобод и законных интересов (цитирую почти дословно Уголовно-исполнительный Кодекс — прим. автора).
Однако пресловутая аберрация мышления «подталкивает» иного начальника колонии думать, что эти, в общем-то, вполне здоровые и работоспособные мужики, которые пришли по этапу — его собственность.
Бесплатная рабочая сила — приложение к неплохой руководящей зарплате. Эдакий бонус к «звездочкам» на погонах. Все, что зашло в зону, — мое. Крепко настоянная, укоренившаяся лагерная, я бы сказала даже, гулаговская психология «гражданина начальника».
Тюрьма есть тюрьма. Законы там не нами писаны. Но даже они — меняются.
Еще не остыла в памяти всех заинтересованных лиц инсценировка смерти заключенного Никифорова там же, в ИК-3, в 2012 году. Первоначально он «погиб» от универсальной «сердечной недостаточности». Все же очень скоро выяснилось, что осужденный в числе других перевозил плиты на строительство дома в Корнилово. Будущий дом принадлежал Олегу Какунину, заместителю начальника колонии.
В приговоре откровенно сказано, что подсудимый не хотел платить за транспортировку тяжелого груза и потому совершенно бесплатно привлек для этого дела четырех осужденных. Плита во время укладки раздавила человека. Виновник раскаялся, находился во время следствия под домашним арестом, получил 4 года и 6 месяцев условно.
Почему скрывают? Никто не хочет быть битым. Наказание для силовиков очень больное и жесткое. Вот и рискуют. Как говорят психологи, включается бессознательный механизм отрицания: «всех поймали с поличным, но лично я уйду от ответственности». Казалось бы, посмотрите вокруг себя. Люди, которые аналогичным образом мыслили в свое время — вот они, перед глазами и ходят строем в столовую на обед. Но иллюзии сильнее. Силовики, оказывается, тоже люди.
В июле 2018 года исполняющим обязанности начальника ФКУ ИК-3 был Дмитрий Ворожбицкий. В настоящее время утвержден первым руководителем. Начальник Центра трудовой адаптации осужденных (заместитель по производству — прим. автора) Александр Думчев служил в 2018-м и служит поныне.
Иван Вознюк, заместитель начальника областного Государственного юридического бюро, присутствовал вместе со мной на встрече с Куликовским в апреле 2019-го, слушал его и выразился однозначно:
— Это были неоформленные надлежащим образом трудовые отношения и производственная травма. Пострадавший вправе обратиться в суд с иском об установлении факта трудовых отношений, установлении факта несчастного случая на производстве, установления утраты работоспособности в процентном выражении, компенсации морального вреда. Государственное учреждение, в котором осужденный отбывает наказание, обязано было трудоустроить его официально, а перед работой на деревообрабатывающем станке провести необходимые инструктажи. Если этого не сделано, речь идет о грубом нарушении трудового законодательства, нарушении охраны труда, об ответственности, вплоть до уголовной — если мы говорим об ответственных должностных лицах, допустивших Куликовского до работы на станке без соответствующих трудоустройства и инструктажа.
Елена Карташова, уполномоченный по правам человека в Томской области, которая и раскрутила всю эту историю, мыслит более широко:
Тут надо еще добавить, что письмо, которое Куликовский направил официальным путем, через спецотдел колонии, не дошло до омбудсмена. Оно …«потерялось». Господа офицеры, ну придумайте уже что-нибудь свеженькое! Неприметный человек занес в приемную по переулку Нахановича копию письма, и этот поступок был правильным. К слову, письма заключенных уполномоченному не подлежат люстрации. Таково требование федерального законодательства.
С персоналом нет проблем
Случай с Куликовским обнажил очевиднейшую вещь. Мы можем только предположить объемы нелегальной занятости заключенных и ее коррупционную составляющую. Лишь малая часть заключенных трудоустроены, получают оплату за труд. К слову, средняя зарплата в исправительных учреждениях Томской области — чуть более семи тысяч рублей в месяц. Процент работающих бесплатно точно неизвестен.
Зону сейчас посещает масса проверяющих: сотрудники прокуратуры, уполномоченный по правам человека, сотрудники его аппарата, члены Общественной наблюдательной комиссии, члены Общественного совета при УФСИН, может быть, кто-то еще. Они ходят как порознь, так и вместе, с определенной периодичностью, могут прийти внезапно. Но пока лязгает множество дверей, отделяющих волю от неволи (на это уходит примерно минут 15-20), вся нелегальная рабсила немедленно и организованно возвращается в бараки. Рабочие места на производстве могут еще держать тепло человеческого тела, но никаких работающих вы там не увидите. Нет их.
Информация, взятая мною на сайте УФСИН Томской области, гласит следующее: «По итогам восьми месяцев 2019 года объем производства товаров, выполненных работ и оказанных услуг, составил 122 800 000 рублей».
Этот производственный объем наработали люди, надо полагать, трудоустроенные официально. А какой доход приносят неофициальные труженики? И кому?
Непосредственно в ИК-3 трудоустроено на оплачиваемую работу 166 человек. Всего в колониях Томской области официально трудятся и получают зарплату 933 человека. Это примерно треть от среднесписочной численности людей за решеткой, которые могут и должны работать. Причем, что интересно: несовершеннолетние девушки в воспитательной колонии работают все! Сто процентов занятости демонстрирует нам ФКУ ТВК-2, так указывается в официальных документах. А в ИК-3, где отбывают наказание взрослые мужики, в трудовых ведомостях расписываются только треть сидельцев. Вот почему так?
На сайте регионального Управления ФСИН Томской области есть раздел «Предложения об организации совместных производств». Нужны деловые партнеры и это хорошо, правильно. В числе собственных преимуществ называется, в том числе, «отсутствие проблем с рабочим персоналом». А что? На самом деле нет никаких проблем!
Этапы с осужденными приходят регулярно. Требования к условиям работы — минимальны. «Спецодежда» (то есть, роба) у них уже есть. Инструктаж по технике безопасности — может быть, а может не быть. Оторвало палец? Сам виноват.
Утрирую? Разве что самую малость.
Сам Куликовский в ответ на мой вопрос, почему согласился работать бесплатно, сказал: «Я полтора года отсидел, у меня мышцы уже начали атрофироваться, хотелось уже что-то делать».
И он не один такой.
Но версия Куликовского о том, что травму он получил на фуговальном станке, на сегодняшний день не подтверждается. В ответ на запрос редакции vtomske.ru уже в ноябре 2019-го пришел ответ, подписанный начальником УФСИН по Томской области полковником Виталием Щерба. «25 июля 2018 года указанный в вашем запросе осужденный был привлечен к труду по благоустройству территории ИК-3, где получил травму».
Теперь — благоустройство…
Беда со свидетелями
Единственный свидетель Алексей Чижик, который лично видел, как Куликовский бежал с «промки» (Центр трудовой адаптации — прим. автора), зажимая травмированную левую руку, освободился по УДО. В телефонных разговорах с сотрудниками аппарата уполномоченного он подтвердил слова своего товарища. Добавил также, что давно Куликовского предупреждал: станок старый, пальцы обязательно «прихватит». Вот и «прихватило».
Но для письменных пояснений он не явился. Он постоянно занят. В этой постоянной и непрерывной занятости усматривается нечто странное. Боится?
Далее. Очень хотелось побеседовать с медиками. Все-таки характер раны может сказать о многом. Сдавленная, резанная, размозженная, колотая?.. В ответ на наш запрос в ФКУЗ МСЧ-70 ФСИН об организации встречи с врачом, выехавшим на место беды (и впоследствии лечившим Куликовского ), пришел ответ, подписанный начальником медсанчасти полковником внутренней службы Евгением Андреевым. Цитируем заключительный абзац:
«…также сообщаю, что медицинские работники филиалов «Медицинская часть №2» и «Больница» ФКУЗ МСЧ-70 ФСИН России, непосредственно оказывающие медицинскую помощь ос.К., письменно отказались от интервью с членом ОНК и журналистом по вопросам, касающихся оказания медицинской помощи ос.К .»
Все понятно? А могли бы и поговорить. Что тут скрывать.
Следственный отдел по Октябрьскому району Томска дважды проводил проверку по обстоятельствам получения травмы Куликовским и дважды выносил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Вышестоящие коллеги из областного управления дважды отменяли это постановление об отказе и снова возвращали материал на дополнительную проверку.
В конце октября 2019-го заместитель руководителя отдела процессуального контроля следственного управления СК РФ по Томской области Алексей Гелбутовский, вникнув в непростые обстоятельства несчастного случая, назначил дополнительную медицинскую экспертизу, которая призвана оценить полученное увечье, выявить степень утраты трудоспособности (прежде подобная экспертиза не назначалась).
Специалисты бюро судебно-медицинской экспертизы Томской области должны будут проанализировать медицинскую документацию, которую им представят их коллеги в погонах, при необходимости обследуют и самого героя этой, продолжающейся полтора года «куликовской» битвы. Оперативным путем устанавливаются и дополнительные свидетели, которые уже находятся на свободе.
Все понимают, что это трудно. Добыть доказательства сейчас, спустя почти полтора года после происшествия — для этого требуется ювелирная работа следователей. Исход битвы между условным «Пересветом» и условным «Челубеем» пока неясен.
Многоточие
По неофициальной информации, органы прокуратуры уже в нынешнем, 2019 году, выявили еще один случай сокрытой производственной травмы в одном из учреждений УФСИН Томска.
Вор, конечно, должен сидеть в тюрьме. Но охранять его должен тот, кто сам неукоснительно соблюдает закон. Сегодня многие правозащитники уповают на повсеместное видеонаблюдение в местах принудительного лишения свободы. И храниться эти записи должны не один месяц, а так, чтобы спустя полтора года можно было их найти и установить истину.
В тотальный видеоконтроль мне верится почему-то больше, чем в тотальное соблюдение закона охранителями порядка. Может быть, я не права?