Райцентр по имени М

Как умирают томские села

Его название могло бы начинаться и с другой буквы — К или П, или даже с А. И в каждом из них можно найти общие черты. Разве что список почивших в бозе производств будет иным: от лесокомбинатов до нефтеразведочных экспедиций и авиапредприятий. Ну, и расстояние до областного центра. Но пусть будет так: райцентр по имени М. Отличающийся от других тем, что он сельскохозяйственный и самый ближний к Городу. Местные так и говорят, не называя: в Город поехал. И всем все ясно.

После того, как наша семья приобрела на земле района участок, я пятый год наблюдаю жизнь большого села вблизи. Особенно понравилось приезжать по субботам, когда разворачивается настоящий сельский базар. Где торгуют своей продукцией и тем, что собрали-выловили.

Торговлю на рынке оживляет большое количество покупателей с деньгами. Место красивое, привлекательное из-за близости Оби и соснового бора. Поэтому в окрестных поселках расположились сотни не пенсионерских «мичуринских» с их домами-крохотками, а настоящих дач, куда едут на дорогих машинах и любят отдыхать с шашлыками. Ну а за мясом куда? Разумеется, на базар.

Пастораль? Если бы! Рынок уже на моих глазах претерпел очень показательную для нашей жизни трансформацию. Но о ней — в конце публикации.

Наверное, если бы я судила о жизни «райцентра по имени М» по его субботнему базару и гладким сюжетам официальной прессы, мои представления были бы почти благостными. Улицы чистые, многие усадьбы обновляются, и даже подъезды оставшихся от советских времен кирпичных многоквартирников выглядят вполне прилично: видно, что жители доставшееся им общее имущество берегут. Вдобавок, Интернет в библиотеке общедоступный и бесплатный.

Но в последние пару лет дела требуют от меня дважды в год находить в селе десяток людей разного возраста и беседовать с ними о жизни. Люди должны быть случайными, разными по их социальному статусу и образованию.

И тогда жизнь села открывается с новой стороны.

Ты начинаешь замечать тех, кто не на виду. Я не говорю о приветливо здоровающихся старушках или стариках, которые возятся у своих гаражей. Не говорю о молодых мамочках, занятых главным в их жизни делом — уходом за детьми. Отправит в детсад, устроится в какой-нибудь магазин на зарплату 9-10 тысяч — ну и ладно, чего еще?

А о мужчинах. Тех, кто в свой «полтинник» зимой уныло глядит в окно или тоскливо жмет кнопки пульта телевизора. Жена на работе. А у него одна временная подработка закончилась, когда найдется другая — неизвестно. Или о тех, кому на вид 45, а на деле оказывается 30 с небольшим — старше делают небритые щеки и рот, где не хватает половины зубов. А зачем им бриться, например, на реке? Наловили рыбы, закоптили или продали свежую… Вот и день прошел.

И как крайний случай — те, чьи взгляды потухли, кто полностью потерял себя. Несколько раз встречала таких, от которых остается ощущение: они размазаны, стерты. Физически они здесь, и в то же время их нет. И дело не в пристрастии к алкоголю — у пьющих-то как раз и азарт есть: найти, на что купить, и радость их однодневная химическая.

Неожиданно знакомлюсь с человеком, которого отличают наблюдательность, неравнодушие и яркая образная речь. Знакомлюсь на рынке, где они с женой торгуют свининой со своего подворья. Беру номер телефона для подробного разговора.

Андрею (так он себя назвал) 32 года. Он вырос в этом селе, здесь закончил сельхозтехникум. Хорошо помнит, как было, когда он учился в школе, и что изменилось за 15-20 лет.

— Политика государства такова, что можешь вертеться как-то жить — живи. Не можешь — умирай. Вот смотрите: когда пасечник приходит на пасеку, открывает улей. Вылетает тысяча пчел. Одна села на щеку — он ее стряхнул, раздавил. Он не думает об одной пчеле, а обо всем улье в целом. Вот так и люди: нашему государству на них совершенно наплевать, — говорит он.

Андрей рассказывает про психически нездоровую женщину, которая после смерти ее матери осталась одна. Живет в антисанитарии, зимой отморозила ноги, чуть не умерла:

— И никто ею не интересовался, пока две сердобольные соседки не подняли шум. Добились того, что ее отправили в какой-то пансионат, но временно. Законы у нас такие, что до человека, который сам не может за собой поухаживать, никому нет дела. Или, как они говорят: «у нас нет полномочий».

Есть у меня друг юности, который сейчас просто пьяница, алкоголик. И до него тоже никому нет дела — только штраф очередной выписать. Считаю, что государство и такими людьми должно заниматься, лечить, как раньше в ЛТП.

Возьмем противоположный пример. Есть у нас хороший фермер. В свои 50 лет развел ферму, производство открыл. Все ему обещали помочь. Приезжали и прежний губернатор, и его замы. Васильевича хвалили, говорили: «Поддержим!» Грамоты вручали. А когда он поддержки не получил и по уши увяз в кредитах, никому дела не стало: как он выживает, какие меры вынужден принимать, чтобы не бросить все к черту!

Наш президент и правительство говорят: «Мы за поддержку села, своего производителя!». А по сути-то ничего нет! Земли района пашут и засевают — но это не наши сеют, а «Межениновская птицефабрика». Район не производит вообще ничего. Мы только потребляем. Ходим за продуктами в «Магнит», в «Ярче!»…

Была в селе тысяча голов личного скота — его нет. И не потому, что люди стали жить лучше. Наоборот, они стали жить беднее. Держать скот сейчас очень невыгодно. Я держу и считаю: чтобы одну свинью прокормить, нужна тонна зерна. Ее официальная цена — 12 тысяч рублей. Плюс самого поросенка купи за 3-4 тысячи. Итого свинья в 16 тысяч обходится. За эту сумму можно поехать и купить готовую свинью на свинокомплексе. А стайку, хлев построить — в очереди за лесом можно тысячу лет стоять. Знаю, сам пробовал. Так что на деле поддержки никакой нет.

А что в итоге? У нас в селе было четыре стада личного скота. А сейчас у моего соседа корова есть, так все соседи в округе на него жалуются, что пахнет навозом.

У нас здесь был завод строительных материалов, около 800 человек работало. Были ПМК, сельхозхимия, несколько мехколонн, станция осеменения, станция мелиорации. Пищекомбинат огромный. Две автобазы. Все позакрывалось! «ДРСУ» только осталось, за дорогами следит.

Китайцы лесопереработку открыли. А наши эти опустившиеся туда идут, как рабы за десять тысяч работают. Я их спрашиваю: «Зачем ты туда идешь?» — «А что делать? На что-то жить надо». Найти у нас работу за 12 тысяч рублей уже проблематично.

С расхожим утверждением, что «русский человек ленив и работать не хочет», Андрей полностью не согласен:

— Если бы русский человек был ленив, мы, наверное, не были бы такой державой. Я увлекаюсь историей и могу сказать, что такое утверждение появилось сто лет назад, после революции. До революции при царской России крестьянин не был обглоданным и обобранным. Может, крестьянин и ходил босиком, но он хотел трудиться — дай только землю. Сейчас у меня есть знакомый, он у себя сварочную мастерскую в гараже оборудовал, так, если есть заказы, он работает и работает, с утра до позднего вечера.

Есть и другие мои ровесники: сходил, покатал бревна на пилораме за пять тысяч в месяц, сходил в другое место — и сел дома. Жена занята, а он нет. Калым в сезон найдут небольшой — и опять сидят. Они пошли бы работать, если бы знали, что честно получат за свой труд.

И я на стройках с обманом сталкивался. Найдешь какого-нибудь прораба, поработаешь. А в конце концов дадут денег меньше, чем положено. Или не дадут вовсе. Мне это надоело, и я решил работать только на себя. Но если я оформлюсь предпринимателем, то налогами задушат. Поэтому официально считаюсь безработным.

Один мой друг от дедушки наследство получил — пасеку, технику приватизированную: трактор, окучник. А если нет наследства — на что начинать? В Россельхозбанке нам таким кредитов не дают, хоть он и считается для сельских жителей. Нас заставляют жить так: если в аквариум закинуть пять хищных рыбок, то потом выживет одна, которая съела других. Так и мы.

Снежный ком с горы катится, от него отлетают комочки снега. Вот так и у нас эти незащищенные группы граждан. Они отлетели, упали… Ком уже далеко внизу, а что с этими кусочками — никому дела нет. Поезжайте в любую деревню района, и вы их увидите. Они когда-то были почетными трактористами, доярками, а теперь живут в нечеловеческих условиях. И молодежь из этих деревень на что может рассчитывать? Если ты там родился и не вырвался оттуда хотя бы в райцентр, а лучше в город — пиши пропало!

Здесь в райцентре мы еще как-то что-то можем найти и жить. А наше село — оно просто умирает.

Я соглашаюсь с тем, что говорит Андрей. Потому что похожее мне рассказывают знакомые из других районов. Про мизерные зарплаты, про угрюмое беспросветное безденежье. И потому соглашаюсь, что на днях разговаривала с подвозившим меня из Томска молодым мужчиной. По дороге он рассказывал, что направляется в деревню, где живут родители:

«Мама — учитель, отец за 12 тысяч возит доярок. Мы семьей засаживали картошкой целый гектар. По 20 тонн накапывали вручную! Но зато и зарабатывали на картошке столько, что мне в Томске квартиру купили. А потом ввели систему тендеров — кто меньше предложит, и мы не смогли конкурировать. Теперь сажаем только для себя, и чтобы свою скотину кормить. Остальную землю бросили».

Ну, и, наконец, про рынок. Лет пять назад в результате запутанной схемы землю под существовавшим десятки лет рынком отдали в аренду заезжим бизнесменам. Разумеется, сделано это было с согласия главы района и его замов.

Сельчане возмущались, пытались, как могли, бороться: подписи под обращениями собирали, корреспондентов из Томска привозили. Шума много было. Но ничего не помогло.

И главы того уже нет на месте, даже под суд, говорят, попал, а решение не отменили. Торгующих с огороженной территории все равно выгнали. На ней быстренько построили еще один магазин еще одной торговой сети. А местные со своими продуктами, включая требующую особой чистоты молочку, расставляют временные прилавки почти рядом с дорогой. Где и машины газуют, и ветром пыль наносит.

Они ведь просто — отдельные пчелы. Хоть и трудолюбивые.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора