По старой памяти: лето в дореволюционном Томске

Купание в Ушайке, таинственный «любовник по переписке» и бег наперегонки с лошадью — такие приметы лета-1898 в дореволюционном Томске может отыскать любопытный читатель старых газетных подшивок. Остановимся на нескольких событиях, которые привлекли внимание томского общества и местных журналистов летом 1898 года.

Наперегонки с «Чортом»

«Состязание между человеком и животным.

В воскресенье, в 6 часов вечера, на ипподроме общества охотников конского бега состоялось состязание в беге между скороходом Пережогиным и лошадью Захарова (Захирова) «Чорт». Приз победителю был назначен в 100 рублей. Публики посмотреть на это зрелище собралось очень много. Всем было интересно посмотреть, кто останется победителем — человек или животное. На первых же кругах скороход остался позади и «Чорт» пришел ранее его на семь минут, оставив Пережогина позади сажень на 100. Но, заплатив 100-рублевый приз Захарову, скороход таки остался в барышах, так как падкая до подобных зрелищ публика много принесла в его кассу рублей и полтинников, на что, конечно, и надеялся господин Пережогин, назначая такое состязание и показывая публике свое высоко развитое человеко-артистическое искусство...» («Сибирская жизнь». 1898. № 119).

Итак, сенсация не состоялась, и лошадь предсказуемо обошла скорохода-неудачника. Но герои этих событий (уже без лошади) встретились с читателями «Сибирской жизни» еще раз — теперь уже как участники судебного разбирательства:

«Из камеры мирового судьи. Скороход в роли истца.

Скороход Пережогин или «жар-птица», как он аттестовал себя в широковещательных афишах, очевидно, не удовольствовался славой высоко-артистически-развитого человека и задумал еще завладеть славой искусного юриста. Результатом этого решения было то, что мы видели его 15 июня в камере мирового судьи второго участка в роли истца. Как уже известно читателям, г. Пережогин по приезде своем в Томск, несмотря на все свои старания и широковещательные афиши, не пользовался популярностью и, чтобы не прогореть, по примеру многих подобных «артистов», посещавших Томск, придумал довольно оригинальный «фокус-покус»: он объявил, что он бежит с одним из лучших рысаков Томска, «Чортом» Захирова, хозяин которого получает в случае победы 100-рублевую премию. «Приманка» оказала свое действие на падких на подобные зрелища томичей, и сбор был полный. Единственным огорчением г. скорохода было то, что он на семь минут позднее пришел к месту и должен был уплатить 100 рублей хозяину обскакавшего его рысака.

Но г. скороход, очевидно, не особенно охотно уступил 100-рублевый куш Захирову и чрез несколько времени задумал вернуть его в свой карман. Следствием этого было то, что Пережогин предъявил через мирового судью иск в 100 рублей к Захирову. Как оправдательный документ своего иска скороход представил довольно курьезный договор, подписанный г. Захировым и им, и гласивший, что Захиров не должен обгонять скорохода и не получать никакой премии, а довольствоваться только «славою». В свое оправдание Захиров заявил, что, подписывая привезенный к нему на квартиру заранее составленный скороходом договор, он не знал его настоящего содержания вследствие своей малограмотности. Надеясь на то, что в нем то же, что и в афишах, подписал его, тем более, что он был «выпивши» в тот день, присутствуя на ипподроме, «на празднике генерала», и убежденный Пережогиным, что подпись его на этой бумаге нужна только для полиции, от которой зависит разрешить подобный бег. Скороход же заявил на суде, что прежде чем дать на подпись договор Захирову, он познакомил последнего с его содержанием.

Выслушав объяснения сторон, мировой судья прежде всего постановил взыскать с обоих тяжущихся по 12 с лишним рублей штрафа за то, что договор их был написан на простой бумаге и не оплачен гербовым сбором. Затем мировым судьей было постановлено взыскать с Захирова в пользу Пережогина 100 рублей и 5 рублей судебных издержек. Но дело это еще нельзя считать оконченным, так как Захиров намерен перенести его в окружной суд, куда он представит и некоторые оправдывающие его доказательства, так как, по его словам, при их словесном договоре на ипподроме присутствовали многие члены общества любителей конского бега» («Сибирская жизнь». 1898. № 126).

В копеечку влетел невинный розыгрыш доверчивому владельцу «Чорта»! «Легкая победа» над скороходом обошлась в минус 12 рублей гербового сбора, минус 5 рублей судебных издержек — и 100 рублей как пришли в руки Захирову, так и вернулись обратно к Пережогину. Но это мы сегодня твердо знаем, что не надо ставить подпись на незнакомом договоре, особенно когда выпил... Хотя жажду легких денег трудно победить — почти так же, как и выиграть в беге наперегонки с «чортом»...

Ушайкинские «пляжи»

Проблема купания в Томске — одна их вечных, о чем свидетельствуют и газетные хроники. Вот несколько заметок из «Сибирской жизни», касающиеся опасностей водных процедур в черте города.

«Старание не по разуму.

Жарко. Женщина на берегу Ушайки раздевается и погружается в воду. В это время появляется полицейский страж, который, справедливо возмутившись тем, что женщина купается на чересчур людном месте, забирает преспокойно платье купавшейся и уезжает на другой берег. Можете представить себе ужас женщины, когда полицейский на ее мольбы возвратить ей платье категорически заявил, что за ослушание пусть посидит она в воде, а он ее одежду представит в участок, где и научат ее купаться в указанном месте. И больно, и смешно! Конечно, нельзя карать сурового Катона, но не мешало бы ему дать более определенные инструкции» («Сибирская жизнь». 1898. № 123).

Неизвестно, чем закончилась эта история — хочется верить, что купальщице не пришлось идти за одеждой в полицейский участок, радуя томичей внезапным неглиже. Но и купания в специально оборудованных местах, как оказалось, тоже не очень-то удовлетворяли горожан:

«Мужские и женские купальни на городской пристани устроены так откровенно, что многочисленная публика, имеющая необходимость бывать на берегу или на пристани, приходит в смущение, так как весь процесс купаний ясно виден всем и каждому» («Сибирская жизнь». 1898. № 124).

А из фельетона «Сезонные отголоски» можно узнать о том, какие именно речные уголки были облюбованы жаждущими водных процедур томичами:

«Жарко, так жарко, что обыватели обоего пола и всех возрастов буквально не расстаются с берегами Томи и Ушайки, охлаждаясь в этих водах с утра до ночи. Толпы и группы в два-три человека встречаются и около «Толчеек», и около заимки Вокано, и на «Прядилках», и под «Мухиным бугром»... Под вечер здесь появляются гармонии итальянки, слышна веселая песня; лишь солнце скрылось за горой, увидите вы здесь и коврик с бутылками... Теперь под каждым кустиком — и стол, и дом, где стрекоза и муравей предаются отдохновению...» («Сибирская жизнь». 1898. № 124).

Ну и наконец небольшой городской репортаж все на ту же наболевшую тему:

«Безвыходное положение.

16 июня около девяти часов утра нам пришлось быть свидетелями следующей сцены. Около Славянского базара с плотов купаются несколько ребятишек и двое взрослых — писцы управы. В это время походит околоточный надзиратель Б. с городовым. Закричав предварительно на ребятишек, чтобы они выходили из воды, он обращается к управским служащим:

— Вам-то, господа, уже стыдно купаться на открытом месте, — урезонивает он их, — отдаются приказы, пишут в газетах об этом, а вы ни на что не обращаете внимания.

— А мы газеты не читаем, — хладнокровно отвечали те. — Да кроме того, где же прикажете купаться? Прибейте сначала бланки с надписью, что «здесь купаться воспрещается» или сделайте объявление об этом, тогда мы будем знать.

Не оправдывая соображений помянутых купальщиков, мы не можем, однако, не отметить того факта, что не каждому доступны купальни: искупаться несколько раз в день значит разориться на 15-20 копеек, что для бедного человека составляет дневное существование. Поэтому не мешает обуздывать бесцеремонных купальщиков, но вместе с тем необходимо и войти в их положение, наметив им определенные места для купания» («Сибирская жизнь». 1898. № 127).

Любовь по переписке

До журналистов «Сибирской жизни» дошли слухи о необычном томском «маньяке», и они сочли необходимым предупредить об этом феномене своих читателей — но в первую очередь читательниц:

«Нам передают о каком-то таинственном незнакомце, страдающим довольно странной манией. Этот оригинал пристрастился к анонимной переписке и через почту ведет довольно крупную корреспонденцию со всеми знакомыми и незнакомыми барышнями. Письма его наполнены чувствительными объяснениями в любви, дифирамбами собственной особе и т.п. белибердой, показывающей, что у автора этих писем нет царя в голове. Все письма подписываются таинственными литерами «P.S.». Не менее таинственен и адрес: он просит адресовать ответ на свои любовные цидулки в почтамт до востребования предъявителю кредитного рубля № 44.229.

Сомневаемся, чтобы были ответы на его письма, так как едва ли найдутся охотники отвечать на подобного рода «благоглупости». Незнакомец! Бросьте бесполезную литературу» («Сибирская жизнь». 1898. № 128).

Современные спамеры, наверное, прослезились бы, прочитав о таком безобидном и наивном предшественнике. Журналисты конца XIX века, в свою очередь, не могли себе представить, во что выльются эти шуточки через сто с небольшим лет — и потому с некоторым даже сочувствием пытались образумить «таинственного корреспондента». Но есть сомнения в том, что его обширная корреспонденция действительно была такой уж односторонней: хоть одна барышня да заинтересовалась бы «тайной» «P.S.».

Летняя «солянка»

Поделимся еще несколькими заметками о нашем патриархальном Томске, которому еще предстояло стать городом шести вузов.

«Простота нравов.

Некоторые жители Уржатки жалуются нам на пастухов, которые делают сбор коров почему-то не за городом, а по Уржатке. С трех часов утра ежедневно раздаются звуки рожка, мычание, стук о тротуары, и жителям Уржатки volens nolens приходится вставать с зарей, иной раз после утомительной ночной работы. Ранее этого не было, а каждый скотовладелец должен был своих коров выгонять за город, где пастухи и собирали свои стада» («Сибирская жизнь». 1898. № 135).

А вот появились первые огурцы, и журналисты тут же откликнулись на это «явление местного масштаба»:

«Сравнительные цены.

В то время, когда соленый огурец (очень жалкий видом) стоит у торговок на базаре 2 копейки и свежий маленький 20-25 копеек, в одном из магазинов свежий огурец, привезенный из Самары по железной дороге, стоит всего 5 копеек! Местным прасолам и торговкам, привыкшим «драть шкуру» с обывателя за каждый продукт, впервые появляющийся на базаре (огурцы, укроп, молодой картофель и проч.) и устанавливающим на все произвольные цены, придется принять во внимание новую конкуренцию» («Сибирская жизнь». 1898, № 120).

Жизнь же огородников была непростой во все времена:

«В ожидании благодетельного дождя.

Страшный жар и засуха, наступившие сейчас же после холодной и сырой весны, держатся и по сие время. Обыватель-горожанин, которому не суждено выбраться из душного города на лоно природы, задыхается в пыли и изнемогает от несносного зноя и раскаленного воздуха. Приуныл несколько и серый рабочий люд, так или иначе связанный с землей. Особенно жалуются на засуху огородники пригородных деревень. Холодная и сырая весна мешала работам в огородах, наступившая же сухая и знойная погода препятствует росту и вызреванию овощей. Чтобы не погибли работа и семена, за совершенным отсутствием дождей, огородникам приходится усиленно поливать свои огороды. Многим такая искусственная поливка не под силу, и если ожидания благодетельного дождя окажутся напрасными еще долгое время, и засуха продолжится, то сборы в огородах могут быть весьма неблагоприятными. Вот почему всюду в подгородных деревнях, где стоит засуха, только и разговоров, что о дожде. «Только бы дождичка бог дал!» — говорят огородник и пахарь, с тревогой посматривающие на свои посевы и потрескавшуюся от зноя землю...

После громадного промежутка времени вчера в Томске выпал значительный дождь, и дышать становится легче» («Сибирская жизнь». 1898. № 128).

Впрочем, есть еще одна категория общества, которая всегда несет на себе груз ответственности, и журналисты «Сибирской жизни» были полны по отношению к этим людям глубокого сочувствия. Это — родители:

«Одно из больных мест и особенно для бедного человека — приобретение детской обуви, в большинстве случаев и дорогой, и крайне непрочной. Поэтому более сердечного и честного отношения со стороны купца к покупателю, который нередко тратит последние гроши на башмачки или сапожки, чтобы доставить радость своему дорогому ребенку, следует от души пожелать. Между тем нам часто приходится слышать горькие жалобы на торговцев, которые, ссылаясь на то, что нередко гнильем наделяют их столичные купцы, не только не считают себя обязанными переменить вещь на лучшее и отослать гнилье к тому, кто им его прислал, но кроме того позволяют себе еще потешаться над покупателем и оскорблять его. Такой случай имел на днях место, как заявил нам плотник Ворошилов, в лавке г. Голдобина, где на просьбу Ворошилова переменить детские скороходы, купленные им накануне, на лучшие, речь дошла даже, по словам Ворошилова, до угрозы «выгнать в шею» чересчур настойчивого покупателя, который справедливо уверял, что в приобретенных скороходах он только довел ребенка до дому; скороходы мы видели, и они, действительно, никуда не годны» («Сибирская жизнь». 1898. № 121).

Заметим, что многие подобные заметки сопровождались в газете объяснениями со стороны владельцев магазинов, которые дорожили своей репутацией и старались смягчить ситуации, оправдаться или опровергнуть обвинения.

Вот так неспешно, с солнцем и долгожданным дождем, с заботами и развлечениями, мелкими тревогами и разными радостями, шло томское лето-1898, а газетные страницы позволяют нам сегодня и ощутить его атмосферу, и узнать о том, что волновало наших далеких предков.